–  Да вот думаю…

–  Любопытно, о чем?

–  Кому тебя слить, чтобы на присяжных сэкономить. Браткам, которые в капезе или сослуживцам несчастного сержанта?

–  Не посмеешь!

–  А кто узнает? Сдам я тебя, все-таки, браткам. Очень они таких, как ты, с сексуальными статьями, не любят. Ты «Мастера и Маргариту» часом не читал?

–  По телику смотрел, а что?

–  А то, что в ближайшее время сыграешь ты, Жабин, в капезе эту самую Маргариту. Со шваброй в причинном месте.

(конец записи).

Итак, Матюганск вернулся к своей прежней тихой жизни. Вместо Сенатского назначили нового представителя Тошмана - этакого живчика с симпатичной фамилией Бидэ.

У следователя появилась куча новых дел, еще безнадежнее прежнего - именно благодаря их серости и среднестатичности. Допекли они его до такой степени, что однажды ночью Горохову приснился жуткий сон - будто Федорин заимел новый талант - телекинеза. Он, Горохов, сам пришел к нему с поклоном и просьбой помочь, но свинюка Федорин на все его мольбы ответил одной-единственной фразой:

–  А иди-ка ты, Горохов, на ху…тор бабочек ловить!

И Горохов одномоментно обнаружил себя на лугу за Семейкой, подкрадывающимся с кепкой к тщедушному мотыльку, присосавшемуся, как вампир, к огромной красно-фиолетовой головке клевера.

В отчаянии наутро Горохов позвонил-таки Федорину, поинтересовался, как здоровье, не мучают ли опять предчувствия. Но Федорин клятвенно убедил одноклассника, что после взрыва напрочь потерял свои паранормальные способности.

–  Ну, что делать?
– схватился за голову Горохов.
– Может, попросить знакомого омоновца тюкнуть этак, вроде бы обознавшись, Федорина «демократором» по маковке - в надежде возродить его абсолютно антинаучные видения?

Но, как всегда, вмешалась судьба. Федорин не врал, более того, он даже обрадовался, убедившись, что талант свой к предвидению действительно потерял. Напрочь. Даже примитивную интуицию - и ту как корова языком слизала. Иначе, выйдя из больницы, он бы ни за что не поперся на ту же улицу, к тому же дому, где ожидал его следующий кирпич.

«Радостную новость» сообщил Горохову по телефону коллега, случайно оказавшийся на месте очередного происшествия:

–  Эдмундыч, слышь, твой Федорин опять в травматологии.

–  Что: «поскользнулся, упал, очнулся - гипс, закрытый перелом»?

–  Не угадал. Опять кирпичик.

–  Да брось ты. Кирпич, как и снаряд, дважды в одно место не попадает.

–  А он и не попал. Он у него перед самым носом на тротуар шмякнулся. Ну, Федорин с перепугу отскочил, споткнулся, упал… еще не очнулся. Сотрясение мозга.

–  Я тебя умоляю: делай, что хочешь, но организуй возле него охрану, никого постороннего не пускать и записывать все, что он скажет, даже в бреду. Очнется - зови меня!

Когда Федорин очнулся, первое, что увидел, было встревоженное лицо одноклассника.

–  Ты меня помнишь?

–  Тебя забудешь!… - морщась от боли в затылке, буркнул Федорин.

–  Слава Богу! Как у тебя - с головой все в порядке?

–  Болит, зараза. Но это пройдет. А вот ты, если сегодня же к стоматологу не смотаешься, причем, срочно, тебе послезавтра так флюсом правую щеку перекособочит - мама родная не узнает.

–  Да, точно… у меня сегодня утром пломба вывалилась…Федорин, так ты что - опять предвидишь?

–  Нет, вижу. Я вас, голубчиков, теперь, как рентген - насквозь вижу.

–  Мамадарагайя!
– схватившись за голову, простонал Горохов.