Шрифт:
Правда, вначале он стойко сказал: «Нет!», потому, что по натуре не был кошатником, а больше симпатизировал собакам. Но Тонька включила на полную мощность всю свою настырность.
– Я тебя умоляю! Она такая ласковая, такая смирная…Мебель не дерет, ест, что дают… И главное - она не курит и не прожигает сигаретами ковролин.
Федорин посмотрел на проплешины на полу, прожженные разгильдяями-визитерами и засомневался.
Через полчаса уговоров он сдался. Тонька по дороге на вокзал заскочила к нему домой, поставила у порога корзинку со «смирной и ласковой», позвонила в дверь, а когда Федорин открыл, выпалила: «Привет и пока!» - и укатила поправлять здоровье.
Вначале кошка действительно выглядела как ангелочек с хвостиком. Но ночью устроила новому хозяину бенефис. Она орала, как только замечала, что он уснул, ковер, конечно, не прожигала, зато наставила на нем меток, а в шесть утра прыгнула Федорину на голову и беспардонно забралась к нему под одеяло. Там куснула его за большой палец левой ноги, царапнула, а потом свернулась в клубок и, наконец, задремала. Но при этом так громко замурчала, будто трактор завела.
А утречком позвонила Тонька и невинным голоском спросила, как там ее чудо.
– Твоя смирная и ласковая спать не дает. Орет, как резаная.
– А, не волнуйся. Ничего страшного. Это у нее период такой. Недельку поорет - и перестанет.
Хорошенькое дело - не волнуйтесь. Она неделю по ночам будет вопить благим матом - и это называется ничего страшного. Поначалу всхлипнете, а потом привыкнете.
– Главное - из квартиры ее не выпускай. А то подвернется какой-нибудь кавалер - и что мне потом с котятами делать?
Федоринского терпения хватило всего на две ночи. Да и то неполных. Рано поутру он встал, накинул куртку, захватил из холодильника кусок колбасы - и приманил этой колбасой наглого рыжего котяру. Везунчик-кот по принципу «кто рано встает…» получил не только колбасу, но еще и «мур-мур-лямур» впридачу.
Кошак с поставленной перед ним задачей справился в полном объеме. Ночные концерты прекратились, и даже «трактор заводить» кошка стала тихонько - так, что это не только не мешало спать, а даже наоборот, убаюкивало.
Надька хохотала от всей души, когда Федорин рассказал ей об этой кошачьей эротике:
– А что ты скажешь Тоньке, когда она заметит, что ее чудо - беременное?
– Скажу - не волнуйся, это у нее период такой.
Все бы хорошо, но, гоняясь за котом по утренней прохладе, Федорин заработал насморк, да еще такой жесточайший, что даже Калиныч сжалился и позволил пару дней отлежаться дома.
И хорошо, что отлежался и набрался сил. Потому как разъяренный взгляд отдохнувшей Тоньки никакого светлого будущего Федорину не предвещал:
– Ты, зоофил потаенный! Объясни, почему это моя кошка из винегрета соленые огурцы выковыривает? Только не ври, что это у нее нехватка витаминов!
Ситуацию ненадолго разрядил федоринский однокашник, он же гений матюганского угрозыска. Капитан Горохов ворвался в редакцию с воплем:
– Ну и кто из нас свинья?
– Не я. Я в год собаки родился.
– Брось острить! Какого рожна ты засекреченную информацию растрепал?
– Я трепал только то, что ты мне позволил трепать.
– Щас! А про визитку Сенатского? Меня уже прокурор так вздрючил! Не разбираясь…
– Ну а ты, прежде, чем меня дрючить, все же разобрался бы. Начнем с того, что о визитке ты мне не говорил.
– А кто говорил?
– Сейчас вспомню… ага, вот! Вернулся Калиныч из приемной Сенатского и подробненько так изложил, что ему там сказали - и насчет бутылки из-под «Половецкой», и… вот! И о визитке! Я еще подумал: наконец-то Калина сам хоть какую-то информацию накопал.
– Где твой Калиныч?
Калиновский оказался легким на помине - явился на шум, мол, чего это на вверенной мне территории происходит? На вопрос, откуда он узнал о визитке, сперва уверенно ткнул пальцем в Федорина:
– От тебя!
Потом почесал подбородок и пробормотал:
– Хотя нет… погоди… ты мне только о бутылке говорил. Шарады, видите ли, загадывал… а насчет визитки мне наш этот… «зам по фигне» стукнул, когда я уже на пороге стоял. Шепнул тихонько на ушко, мол, Калиныч, понимаш, кака штука - замалчивают важный факт!
– Ну и откуда он этот факт выкопал, а, Федорин?
– Да, наверное, оттуда, откуда знал, что я возле места преступления присутствовал. А потом натравил шефа на подчиненного. Интриган вонючий.
Калиновский опять почесал подбородок:
– Ну и что мне с этим гадом ползучим сделать?
– Расстрелять, - угрюмо предложил Федорин.
Калиныч выскочил в коридор, даже не хлопнув, а припечатав дверью косяк, так, что штукатурка треснула. Горохов не помолчал минутку и уже было раскрыл рот, потому что сказать что-нибудь надо было, но что именно сказать - он никак не мог сообразить. Просто не успел, потому, что из-за стены послышалось: