Шрифт:
«Костя» взял приемник, и мы перешли в его комнату. Он зажег свечку, поставил радиоприемник на письменный стол, присоединил тоненький шнурок к радиопроводке немецкого офицера, жившего в смежной комнате, положил перед собой записную книжку, карандаш, надел наушники и начал настраиваться.
— Москва! — тихо сказал он. — Музыка…
У меня сердце дрогнуло: Москва… Давно ли, кажется, я лежал там в больнице, старик-колхозник утешал меня, уверяя, что глаза поправятся. Ему, небось, и в голову не приходит, что в эту минуту мы сидим здесь, в городе, занятом немцами, и слушаем радио по немецкой проводке, и каждое слово Москвы для нас — праздник.
Через несколько минут «Костя» стал записывать сводку. Приемник работал беззвучно, и ночная тишина нарушалась лишь легким потрескиванием свечи.
— Ну, что нового? — спросил я, когда «Костя» снял наушники.
— Наши продолжают наступать на реках Сож, Днепр, Березина и Припять. Занято много населенных пунктов. Уничтожено сто четыре танка и сбито сорок семь самолетов, а о нашем фронте ничего нет. Забыли о нас.
— Тут немцы крепко заперты — никуда не денутся.
Снова пришел дед и забрал приемник. Мария Павловна постелила мне на диване, и я лег спать.
Утром я вызвал к себе «Павлика». Ниже среднего роста, коренастый, с загорелым смышленым лицом, он мало говорил, внимательно слушал и произвел на меня впечатление положительного и серьезного человека. У «Павлика» была справка о том, что он учится на курсах чабанов. С этой справкой он мог беспрепятственно ходить в деревню, где якобы проживал, и возвращаться обратно в город.
Я рассказал ему об обязанностях связного, об опасностях, с которыми ему придется столкнуться, и особо предупредил о соблюдении строжайшей тайны в любых условиях.
Он понимающе кивнул.
— Ночью в степи и в лесу сумеешь ориентироваться?
— Думаю, смогу. Окрестности Симферополя я хорошо знаю.
— Доверяю тебе ответственное и опасное дело, — повторил я.
— Можете положиться.
От «Кости» я предполагал при помощи Ольги перебраться к Наумовой, но сразу мне это осуществить не удалось. Подскребов все еще был в городе. У Гриши набралась большая партия подпольщиков «Серго», которых нужно было немедленно спасать от гестапо.
— У вас в молодежной организации сорок два человека, — сказал я «Косте». — Неужели вы не можете найти для меня надежную квартиру?
— Дело-то больно ответственное, — ответил он: — а вдруг провалитесь?
— Надо сделать так, чтобы не провалиться.
— А у не членов организации вы можете поселиться?
— Почему же нет? Если это будет у надежного человека и он согласится на мою нелегальную прописку.
— Есть у нас одна хорошая знакомая. Думаю, она согласится.
— Кто она такая?
— Она работала в Наркомпросе и, кажется, член партии. Фамилия ее Лазарева, а зовут Евгенией Лазаревной.
— Почему она осталась тут?
— У нее была больная мать. Помните, я вам рассказывал о ней. Она просила переправить ее в лес, для эвакуации на Большую землю. Вы сказали, чтобы она здесь помогла нам.
— Что ж, если ты за нее ручаешься, можно с ней повидаться.
— Ручаюсь вполне.
— Она ваш дом знает?
— Ну как же! Она у нас — свой человек.
— Тогда позовите ее ко мне.
Опасаясь, что Николай может выдать меня гестаповцам, я решил изменить внешность. Сбрил бороду, подстриг усы и сразу помолодел.
Выйдя в соседнюю комнату, я с удивлением увидел на буфете брошюры с докладом товарища Сталина.
— Мария Павловна, — спросил я, — почему литература лежит так открыто?
— Не беспокойтесь, Иван Андреич, я всегда держу ее наготове. А в случае опасности сожгу в печке.
— Но сейчас плита не горит. Да и нельзя жечь такую ценность. У вас большой двор, сад с сараями. Неужели Толя не может устроить надежный тайник, чтобы никакой гестаповец не нашел?
Она спрятала литературу.
Лазарева пришла в тот же день. Интеллигентная женщина лет тридцати пяти, небольшого роста, худощавая, смуглая, она чем-то напоминала мне Лидию Николаевну Боруц. Хозяйка дома нас познакомила и оставила вдвоем.
Лазарева отвечала на вопросы подробно и толково. Я спросил, что она делает сейчас.
— К сожалению, очень мало. Я связана с «Мусей» — Александрой Андреевной Волошиновой. Она выполняет задания штаба партизан, и я помогаю ей по разведке.
— В лесу о вас знают?
— Знают. Я работаю. Я хочу работать, — настойчиво повторила Лазарева. — Я не раз с Толей говорила, но он сказал, что старухи им не нужны.