Шрифт:
…Директор и его заместительница, продолжая беседу о магазинных делах, шли по улице. Васька догнал их, осторожно потрогал директора за рукав.
— Дяденька, отдайте, пожалуйста…
— Что?
— Стрелу. Это моя…
— Ах, стрелу! Вот она, твоя стрела!
Директор под носом у Васьки переломил тоненькое древко.
Заместительница услужливо раскрыла перед директором портфель, и тот спрятал туда обломки. Внушительно погрозил Ваське пальцем:
— Хулиган!
Затем торговые работники двинулись дальше, а Васька остался на пустом тротуаре. Он укоризненно смотрел вслед обидчикам, стоя в той позе, в какой когда-то привык стоять в магазинной витрине — слегка согнув ногу и чуть наклонив к плечу голову…
Заместительница директора оглянулась на ходу. Директор нетерпеливо взял ее под локоть. Она оглянулась снова.
— Пойдемте же. Пойдемте, — едва сдержал раздражение ее начальник.
— Подождите. Мне кажется, это наш манекен…
Теперь оглянулись оба.
— Да-да, посмотрите, похож… — настаивала заместительница.
Директор попрочнее утвердил на переносице очки. Присмотрелся. Поманил пальцем.
— Мальчик! Ну-ка, иди сюда!
Васька, он дурак разве — идти в неволю! Подскочил и рванул вдоль улицы, как бегун на дистанции!
Директор — он всегда сохранял достоинство. Поправил галстук и шляпу, отдал заместительнице портфель и лишь тогда бросился в погоню. Верхняя часть его туловища оставалась прямой и солидной, будто директор сидел в президиуме. А ноги работали быстро-быстро. И расстояние между Васькой и директором не увеличивалось, хотя беглый манекен мчался изо всех сил…
Но в конце концов директор отстал…
Васька ушел от погони, но…
оказался в незнакомом месте.
Заросшее высокой травой пространство огораживала узорчатая чугунная решетка. Васька прислонился к ней, огляделся, тяжело дыша. Прошел под кирпичную арку…
Это был двор старого музея…
На каменных стенах были развешаны детали деревянной резьбы со старинных домов, древние плуги и бороны. В траве стояли, покосившись, купеческие весы прошлого века. Под кленом лежал большой якорь.
Васька уже не боялся директора — тот затерялся далеко позади. Васька медленно шел вдоль стен, трогая и разглядывая экспонаты. И вдруг… на широкой плоскости кирпичной стены он увидел гипсовую маску.
Видимо, это была копия головы какой-то античной скульптуры. Лицо — женское, ласковое… Васька долго вглядывался в него. Была в Васькиных глазах печаль и странная надежда. Он даже хотел коснуться пальцем гипсовой щеки, но не посмел, уперся ладонью в кирпичи.
И смотрел, смотрел…
Потом Васька в кармане на шортах нащупал кусок мела. По кирпичам провел от гипсовой шеи линию плеча… Он рисовал, и скоро на стене появилась очерченная мелом фигура, а маска была ее головой.
Васька рисовал медленно, вкладывая в каждое движение особый смысл…
Рядом с женщиной Васька изобразил мальчишку. Тот держал женщину за руку. Васька отступил. Сел перед картиной и долго смотрел на нее, словно спрашивал о чем-то.
Наконец он задрал до подбородка свитер, нащупал на рубашке значок, сдернул, отогнул булавку. Безбоязненно воткнул ее в палец (теперь-то у него, у Васьки, была настоящая человеческая кровь — благодаря другу Сережке!).
Он встал, прижал кровоточащий палец к нарисованному на кирпичах женскому запястью. И долго-долго, с застывшей в глазах мучительной просьбой смотрел в лицо античной женщины. Но лицо оставалось неизменным, неподвижным, взгляд маски был направлен в какие-то нездешние пространства.
Васька оторвал руку. Измученно сел в траву — рядом с лежащим у дерева якорем. Больше надеяться было не на что. Обхватил колени, уткнулся в них лбом.
И сидел он так, пока…
Пока не легла ему на плечо легкая женская ладонь.
Это было как тогда, в мечте-сновидении про космос! И опять Васька не вскрикнул, не вздрогнул. Сперва недоверчиво повернул голову. Потом появилась робкая улыбка… Неужели теперь это не сон? Он решился наконец, положил пальцы на женскую руку.
Рука была мамина…
И пришла откуда-то песня — негромкий мальчишечий голос.
Ты знаешь, мне приснился странный сон — Смешной и страшный, путаный и длинный Как будто я был вылеплен из глины И с жизнью человечьей разлучен.Снова мелькнули «звездные» кадры — как воспоминание о недавней печали. А песня продолжалась:
Как будто я не здешний, не земной И словно крови нет во мне ни грамма, И кто-то страшный гонится за мной, И будто нет тебя на свете, мама…