Но сначала надо было объясниться с Риммой Васильевной. Где она? Кругом столько народу! Наверно, из всех школ сюда сошлись экскурсии. Мальчишки и девчонки носились по дорожкам, стояли в очередях у каруселей, играли в чехарду, толпились у автоматов с газировкой. В одном месте две большие девочки водили с первоклассниками хоровод, в другом – целый класс обступил учительницу, и они громко что-то репетировали.

Но среди этой неразберихи и мелькания Максим разглядел красную испанку.

Римма Васильевна всегда была в этой испанке – и в школе, и на улице. И наверно, даже дома. Словно родилась в ней. Вокруг испанки у нее мелко кудрявились светло-желтые завитки – такая девчоночья при– ческа. Из-за этой прически, из-за белой блузки и красной испанки Римма Васильевна походила на восьмиклассницу. Особенно когда бодро шагала и громко командовала. Но это если не вблизи. А когда рядом, то видно было, что она уже взрослая. И не потому, что морщины – их как раз почти не было, лишь у глаз немножко. Дело в том, что Максиму казалось, будто у нее губы как у старушки, только подкрашенные. Римма Васильевна про это, наверно, знала, поэтому губы держала всегда поджатыми, и рот ее был похож на тонкую щель. Это еще больше придавало Римме Васильевне решительный вид…

– Подожди, – попросил Максим Таню. Подошел к вожатой и поздоровался.

– А говорили: болеешь, – сказала Римма Васильевна. – Что с тобой случилось, почему не пришел к половине второго, как все?

– В поликлинику попал из-за ноги… Римма Васильевна покосилась на его бинт.

– Ладно. Потом объяснишь Софье Иосифовне. А сейчас иди к ребятам и занимайся, чем все занимаются. По общему сигналу – ко мне.

– А где все и чем занимаются? – поинтересовался Максим.

– Отдыхают. Катаются на аттракционах. А кое-кто, вроде Тыликова, бегает неизвестно где и нарушает дисциплину, – с неожиданной досадой сообщила Римма Васильевна. – Тебе не советую. Ты послезавтра будешь в пионеры вступать и должен вести себя образцово. Понял?

– Понял, – кротко сказал Максим.

– Кстати, пионерская форма у тебя готова? Полностью?

– Все готово. Давно еще.

– Ну иди…

Максим подбежал к Тане:

– Давай на колесо! Она запрокинула голову.

– Такая высотища. Я там помру!

– Не… – успокоил Максим. И неожиданно пообещал: – Я тебя буду за руку держать, крепко-крепко.

Он тут же смутился и поддал сандалией пустой стаканчик из-под мороженого. А Таня быстро кивнула и опустила голову.

Они подошли к колесу. Вот это удача! Почти весь Максимкин класс был здесь. Даже Тыликов, который ничего не нарушал, а спокойно стоял в очереди за Верой Ковальчук. Он первый увидел Максима и громко сказал:

– Ура! К нам пополнение из десантных частей! Все заоборачивались. И послышались обычные слова: "Макс, привет!.. Ты откуда?.. Разве ты не болеешь?.. А говорили…" Ехидный Мишка Стременко спросил:

– А почему красный мундир? В пожарники записался?

Вот балда! Телевизор он не смотрел, что ли?

И вообще странно: никто ни слова о передаче. Даже "артистом" не обозвали. Будто и не было ничего! Неужели все из-за первого летнего дня прогуляли концерт?

Максим озадаченно поглядывал на ребят.

На костюм его никто, кроме Мишки, не обратил внимания. Впрочем, это как раз понятно: из-за теплой погоды почти все были не в школьной форме, а кто в чем, и Максим не очень выделялся в пестрой толпе. Но почему ребята молчат про выступление?

Все ясно, никто не смотрел! Наверно, прочитали в программе слово "концерт" и не включили телевизоры. Лодыри! Небось мультики смотреть всегда готовы… Зря он поскромничал и не намекнул вчера в классе, что будет выступать.

От огорчения Максим на полминуты забыл про Таню. Но быстро спохватился и встал с ней в хвост очереди.

Громадное колесо поворачивалось над ними, вознося в поднебесье кабинки со счастливцами – с теми, кто дождался своего часа. Максим запрокинул голову и с радостным замиранием следил за ними. Ведь скоро и он… И не замечал, что многие в это время следят за ним. И за Таней. Девчонки перешептывались. Мишка Стременко что-то с улыбочкой сказал Вере Ковальчук. Та громко ответила, что он глупый, как кочерыжка.

Таня выдернула из Максимкиных пальцев ладошку.

– Ты пока стой, ладно? Я в киоск сбегаю, где марки продают. Я про космос собираю.

– Только недолго, – попросил Максим. Вера Ковальчук вдруг сказала:

– Пойду я. Лучше на качелях покачаюсь. А здесь стоишь, стоишь…

– Забоялась, – сказал Тыликов.

– Ну и забоялась! Не все такие герои…

– Меньше народу – больше кислороду, -сообщил Стременко.

– Фиг тебе – меньше народу! Я Рыбкина поставлю на свое место. Иди, Максим. Это было прекрасно! Сразу на десять человек ближе!

– Рыбкина девочки любят. Он у нас обаятельный, – отомстил Стременко.

Максим промолчал: дурака словами не вылечишь.

– А что это за девчонка с тобой была? – вдруг спросил Тыликов. Он по-хорошему спросил, без насмешки, просто. И Максим так же просто ответил:

– Это моя знакомая, Таня… Представляешь, я сегодня на берегу в глине увяз, а она меня выволокла. Застрял, как в болоте – ни туда, ни сюда. Просто потеха. Если бы не она, весь бы перемазался.

– Я уж и смотрю, что глина, – сочувственно заметил Тыликов и колупнул на Максимкиных штанах подсохшую серую полоску.

– Чепуха, отчистится, – сказал Максим.