Главный итог нашей работы заключается в том, что владельцы с большим удовольствием стали заниматься коррекцией поведения собаки, приняли, хотя и с большим трудом, идеологию того, что собаку не следует очеловечивать. Результатом этого стало более адекватное поведение собаки как дома, так и на улице. Владельцы стали все в большей степени интересоваться психологией собак, спрашивали, что можно почитать на эту тему, даже сообщали о том, что спорят по поводу прочитанного и по поводу мотивов поведения своей собаки.

Нам кажется, что жизнь этих людей стала более наполненной, что мы и считаем главным терапевтическим эффектом от общения с собакой (и в какой-то степени — с нами).

Е. обратилась к нам по поводу того, что ее собака — двухлетний кобель среднеазиатской овчарки, — на ее взгляд, недостаточно ее любит. Собака была меньше породной нормы, шерсть тусклая, наблюдалась явная нехватка веса собаки. Е. объяснила, что щенка она взяла у знакомых заводчиков, так как заводчиками было принято решение усыпить его в возрасте месяца, в связи с тем что он родился и рос очень слабым, не сосал мать, и его приходилось выкармливать искусственно. После каждого кормления у щенка наблюдалась обильная отрыжка и диарея, он плохо набирал рост и вес, позже всех стал отходить от лежака, быстро утомлялся и засыпал каждые 10–15 минут.

Е. стало жалко щенка, и она решила, что заберет его. После этого жизнь Е. превратилась в борьбу за выживание собаки.

Щенку был поставлен диагноз — системное заболевание соединительной ткани, данная болезнь подобна красной волчанке. За два года жизни собака перенесла пять операций с последующими сложными реабилитационными периодами.

Е. 60 лет, она на пенсии, два с половиной года назад перенесла тяжелый инфаркт, после которого не смогла работать и получила инвалидность. До этого времени Е. зарабатывала достаточно для того, чтобы не зависеть от мужа, помогать взрослой дочери [в частности, купив ей квартиру в кредит] и строить дачу. После выхода на пенсию она вдруг ощутила свою материальную зависимость от близких, прежде всего от мужа, который моложе ее на три года. Ей кажется, что и отношение мужа к ней после этого изменилось, она стала ревновать его к женщинам — коллегам по работе, отношения начали стремительно портиться. Кроме того, чтобы выплачивать кредит за квартиру дочери, ее пришлось сдать, и тридцатидвухлетняя дочь переехала к родителям. Дочь старалась не вмешиваться в ссоры родителей, что страшно обижало Е., так как ей очень хотелось, чтобы дочь встала на ее сторону.

В результате Е. завела себе Иммануила, или Моню, и с головой погрузилась в заботы о нем. Е. гуляла с собакой 5–6 раз в день, готовила ему диетические котлеты и рыбное филе на пару. Отваривала курицу и тщательно очищала мясо от кожи и костей, от которых у собаки может разладиться стул. Протирала на мелкой терке овощи. Заставляла мужа и дочь в летний период приезжать на дачу, чтобы посидеть с Моней, если ей требовалось уехать в Москву к врачу. При этом вопрос о ночевке в Москве, когда Моня на даче, не стоял. Речь шла лишь о нескольких часах отсутствия хозяйки. На наш вопрос «Зачем нужно сидеть с Моней на даче?» — она ответила: «Чтобы ему не было страшно».

Единственное, что расстраивало Е. в ее отношениях с собакой, это то, что пес не слишком радуется ее приходу из магазина или поликлиники и, наверное, мало ее любит.

Нам было не очень понятно, что она имеет в виду. Поэтому было решено, что, когда ей понадобится уйти, к ее приходу мы подъедем к ней домой, чтобы вместе войти в квартиру и посмотреть, как Моня встречает хозяйку.

Встреча действительно была не слишком радостной, но нам стало понятно, что собака просто настолько истощена, что у нее нет сил на бурное выражение радостных эмоций, что мы и объяснили хозяйке. Она расплакалась от жалости к Моне. Пригласила нас в комнату, сказав, что хочет еще поговорить о Моне, а сама выбежала на кухню. Во время нашего разговора нам было совершенно очевидно, что собака долго не проживет, и оставшееся время будет для Мони мучительным, впрочем, как и вся его жизнь, но как сказать об этом Е., видя ее тревогу и любовь к собаке?

Пришла домой дочь Е. Мать вскинулась и закричала дочери из комнаты: «Маша, королевские креветки и лосося не трогай, это — Моне, ему нужен фосфор, поешь сосиски».

В этом случае мы никак не стали комментировать эти слова. И Моню, и Е. было жалко.

Из рисунка видно, что Е. ставит мужа и дочь выше себя и объединяет их в подгруппу. Другой семейной подгруппой на рисунке являются сама Е. и собака.

Очевидно, что оказавшись не у дел, Е. начала испытывать страх изоляции, этот страх заставлял ее ссориться с мужем и дочерью. В результате проблема Е. только усугубилась, и муж, и дочь, желая избежать очередных упреков в своей неблагодарности, стали избегать общения с Е. И тогда Е. увидела абсолютно беспомощного щенка, которого к тому же должны были усыпить. Вспомним, что за полгода до этого Е. сама перенесла тяжелый инфаркт. Выходить собаку для Е. — доказать самой себе, что она еще может приносить пользу, что она нужна кому-то.

В данном случае появление собаки оказывает скорее негативное действие на семейную динамику, но тревога Е. частично приглушается, давая нестойкий позитивный эффект, так как пес тяжело болен и в любой момент может умереть, «предав» тем самым Е., сведя на нет все ее усилия.

Из рассмотренных нами шести случаев собаки, безусловно, улучшали семейную динамику и снижали первичную тревогу владельцев, оказывая на них позитивный терапевтический эффект, только в двух. Так, мы могли наблюдать позитивную семейную динамику у владельцев английского мастифа и владельца лхасского апсо, которые, кроме того, обрели новый смысл в жизни, что снизило их первичную тревогу и оказало сильное терапевтическое действие.

Если говорить о владелице ирландского сеттера, то собака помогает ей лишь отчасти, являясь паллиативной мерой в решении ее проблем и, по большому счету, не решая их. Вспомним, что эта женщина вынуждена была сменить трех собак.

Владелец немецкой овчарки не смог решить своих внутренних проблем с приобретением собаки, а динамика его семьи ухудшилась.

Владелица среднеазиатской овчарки лишь слегка снизила тревогу изоляции, которая сразу же заменилась страхом смерти собаки (и, в конечном счете, страхом собственной смерти), при этом динамика ее семьи с появлением собаки ухудшилась.