Тебе ответили — да и могло ли быть иначе?

Ведь за тобой шли люди, готовые защищать свой дом до последнего — последнего удара сердца, последнего вздоха. И дольше, если потребуется. Измотанная в последнем сражении армия. Народное ополчение Маестаны и ее окрестностей… На военных складах оружия на всех не хватило, и многие вооружились чем пришлось.

Ты позвал — и они ответили. Мертвые ответили всем живым, которые шли умирать за свою землю. И что с того, что только ты услышал ответ?..

Услышал. Почувствовал. Увидел, как поднимались из земли бесплотные тени. Неслышные и неосязаемые, невидимые простому глазу, они поднялись навстречу врагам и встали стеной.

Арсений знал — когда окончится битва, этих теней будет больше. Намного больше.

И, быть может, он и сам станет одной из них… Князь Севера был готов к этому.

Не случилось.

А потом прискакал вестовой. Совсем мальчишка, он был безмерно потрясен тем, что умудрился разыскать маршала посреди битвы. Арсений только улыбнулся украдкой. Он уже знал, что услышит от посланника.

И не ошибся.

Авангард его армии входил в Маестану через северные ворота.

Потом, много позже, генерал от кавалерии Берест, давний сослуживец и близкий друг маршала Балея, будет удивленно качать головой, рассказывая главнокомандующему про их рывок к столице.

— Веришь, Арсений, уж как спешили, а все равно думали — не успеть. Но на дороге словно бесы ворожили. Земля под копыта сама летела, веришь ли…

— Ну какие еще бесы, Алеша? — смеялся Арсений.

Он верил. Конечно же, летела земля. Конечно же. Шелковым ковром расстилалась… А как же иначе? Северная армия нагнала своего маршала почти на месяц раньше, чем этот самый маршал смел надеяться. И бесы, само собой, были тут совершенно ни при чем.

Война закончилась только через полтора года — полной и безоговорочной победой империи.

И на протяжении всей церемонии подписания акта о капитуляции Линтеаны Арсения так и подмывало тихонько поинтересоваться у Александа Лайгара: случайно ли оказался на его штандарте тот «злой» знак? Или Линтеанский Лев все-таки знал, ЧТО выбирает в качестве герба? И если знал, то понимал ли, как сильно рискует, приходя с этакой дрянью на чужую землю?

Но он так и не спросил. Да и какая, в сущности, разница?

А в Маестану победители вернулись в конце весны. И ликующая толпа забросала их ветками сирени.

Княгиня немного помолчала, а потом озадаченно взглянула на мужа и слегка нахмурилась, словно над чем-то размышляя.

— Кстати, а почему ты говоришь, что это спокойней — когда оборотнем считают? — недоуменно спросила она.

— А ты представляешь, кем они меня назовут, если узнают правду? — поморщился Арсений.

— Не представляю. Волхвом?

— Некромантом. Слышала такое слово?

— Читала… Гадость какая. Скажешь тоже!

— Точно тебе говорю. Ославят некромантом и заявятся с вилами. — Арсений поднялся на ноги, с удовольствием потянулся всем телом и уверенно заключил: — Так что оборотнем слыть — лучше. Гораздо спокойней. Ну, пока скот в деревнях не пропадает…

— Мама, — у двери на террасу стояла княжна Юлитта. — Ты просила напомнить. Там твое варенье…

— Ох, заболталась я с тобой, — спохватилась княгиня и поспешила в дом.

Арсений обреченно посмотрел жене вслед.

Варенье… Яблочное, разумеется. Княгиня сама варит. Собственноручно. А полки в погребах уже ломятся. Нет, с этим надо что-то делать.

Князь усмехнулся. Пожалуй, зимой в столицу он повезет не только дочку… Да, решено. Этой зимой весь высший свет Маестаны будет угощаться яблочным вареньем.

И пусть только кто-нибудь попробует отказаться от гостинца.

— Марек! Ма-а-а-а-арек! Ты где? Это… — Парень успел лишь широко открыть глаза от ужаса и удивления, прежде чем вонзившийся в сердце охотничий нож оборвал его короткую жизнь. Упасть в траву убитому не дали — крепкие руки подхватили падающего сзади и потащили в заросли кустарника на опушке небольшой рощи. Там труп бросили на землю рядом с еще одним телом, принадлежавшим мужику постарше.

— Кажется, тут их было только двое. Больше нет. Извините, мастер.

— Значит, надо поискать. Сам знаешь, для вечернего ритуала нам понадобится как минимум еще один. А лучше — два.