– Спускайся!

– Ни за что! – И он вновь ударил чечетку. Да такую, что все притихли. Было слышно только дробное щелканье башмачков. Оно сплеталось в сухую узорчатую мелодию. И это было довольно долго.

Наконец Ферапонт замер и нагнул голову с гладкой прической.

Шквал аплодисментов. Восхищены были все, кроме Циммеркнабе.

– Спускайся! Ты забыл, что сегодня не твое выступление, а человека-невидимки!

– Ладно! Меня ты тоже больше не увидишь! – Ферапонт откинул крышку и прыгнул в коробку. Крышка захлопнулась сама собой. Циммеркнабе постучал в нее.

– Хватит баловаться... Маленький, я кому говорю! – И прислушался. И открыл коробку. Заглянул. – Маленький, где ты?

Коробка была пуста. Повернутая на бок, она опять сделалась видна насквозь.

– Маленький, где ты? – жалобно возгласил Циммеркнабе во тьму.

– Да здесь я, здесь! – донеслось из зала. Ферапонт шагал по проходу к сцене. Прыгнул на нее с разбега. – Что, испугался?

– Нисколько не испугался! Я давно знаю эти твои штучки!.. Я боюсь другого: вдруг человек-невидимка совсем не придет?

– Да какой же ты несообр-разительный! Он уже давно здесь!

– Как здесь?

– А вот так! Кто, по-твоему, таскал самовар и посуду? Кто дал тебе дубину? Кто украл петуха?.. Ха-ха-ха!.. И вот еще, смотри!

В воздухе летали цветные шары и бутылки – невидимка жонглировал ими!

...Потом еще было много всего. Улетел стол. Прыгали и строили пирамиду стулья. Танцевал скелет, сколоченный из деревяшек и потому не страшный, забавный. Но Ферапонт испугался его и взмыл в воздух, подхваченный неведомой силой.

Наконец освещение потускнело, занавес упал и Циммеркнабе с Ферапонтом вышли кланяться.

Зрители отчаянно хлопали. Кто-то закричал:

– Человека-невидимку!

Циммеркнабе поднял руку.

– Благодарим уважаемую публику за теплый прием нашего скромного труда. А что касается человека-невидимки, то его, товарищи, нет. Вообще нет. Это лишь результат взаимодействия света и тьмы. Той тьмы, природа которой разгадана еще не до конца... Ну, и немножко колдовства. Впрочем, это шутка...

Человек-невидимка был. Самый обыкновенный, не какой-то там дух Тьмы, как в один из моментов подумалось Виньке. Им оказалась Нинусь Ромашкина, которая в первом отделении исполняла акробатический этюд.

Нинусь надевала черное трико, черные перчатки и глухую маску и двигала по воздуху все “летающие” предметы. И жонглировала, и управляла скелетом. На фоне черного задника, да еще при фонарях, горящих впереди сцены, она была неразличима. “Довольно простой эффект”, – небрежно объяснил Ферапонт.

После представления он за кулисами познакомил Виньку и Кудрявую с Нинусь. Она оказалась веселой и славной.

Когда шли домой, Ферапонт тоном деревенского ухажера сказал:

– Хорошая девка. Будь я чуть подлиннее, запросто женился бы на ней.

Кудрявая порозовела от смущенья.

Винька тоже чувствовал себя неловко. Но не от слов Ферапонта, а от того, что встречные с любопытством пялятся на них. Лилипут – зрелище не столь уж частое. Но оставалось одно – шагать как ни в чем не бывало...

Вечером в блиндаже Ферапонт открыл Виньке еще кое-какие “фокусные” секреты.

Оказывается, в сцене были два незаметных люка. Один – там, где Ферапонт исчез из-под одежды. Второй – под столом.

– Но как ты попал в люк из коробки? Ведь видно было, что под столом пусто!

– Зеркальный трюк. Ты видел, что скатерть то падала до пола, то ее поднимали? Ну вот, когда она один раз упала, между ножками опустилось зеркало. Пол-то гладкий, он в зеркале отразился, будто под столом по-прежнему пустота. А я в это время отвлекал всех чечеткой.

– Петр Петрович сказал, что у тебя талант.

– Кто сказал?

– Один мой знакомый, он в библиотеке работает. Мы почти рядом сидели. Я после представления спросил: “Вам понравилось?” А он говорит: “Рудольф Циммеркнабе безусловно талант”. А потом еще: “Но не меньше таланта и у его маленького помощника. У него, – говорит... как это? А! – изумительное чувство ритма...” Это он про твою чечетку.

Конечно, говоря про это, Винька помнил о Глебке: у того тоже было удивительное чувство ритма...