Шрифт:
И.-e. *orbho- дало о.-слав. *orb-, ср. др.-русск. роб ‘дитя, ребенок’, русск. диал. робя, робятко, робенок, ребенок, укр. парубок ‘парень’ (из па-робок), ср. польск. parobek то же, диал. раrоbk [208] , др. — чешск. rob ‘potomek, dedic, naslednik’, robe ‘dite’, robenec ‘mladik, vyrostek, pacholik, chlapec’ [209] , чешск. диал. robe ‘dite’: «V Konici je dite *malinky, rube vetsi, 2–3-lete» [210] (любопытна возрастная градация! — О. Т.), словацк. parobok ‘pacholek, vyrostek, chasnik’. Славянскому употреблению аналогично использование и.-е. *orbho- в исландском названии сына: агfиni [211] .
208
G. Horak. Narecie Pohorelej. — SAV, Bratislava, 1955, стр. 164.
209
Fr. Simek. Slovnicek Stare cestiny. Praha, 1947, стр. 154.
210
Fr. Bartos. Dialekticky slovnik moravsky. Praha, 1906, стр. 358.
211
Объяснение, небезупречное в семантическом отношении, см. A. Johanneason. Jslandisches etymologisches W"arterbuch. Bern, 1951, стр. 89–90.
История слав. *orb-, *orbe отличается также известным фонетическим своеобразием. Несколько необычный облик русск. ребенок вводил отдельных исследователей в заблуждение, ср. попытки отделить его от ст.-слав. рабъ [212] , в то время как на самом деле русск. ребенок — местное изменение по ассимиляции, ср. наличие форм робя, робенок, которые сопоставимы уже непосредственно с рабъ [213] . X. Педерсен [214] объясняет слав. *orbe (*orb-ent-), не имеющее соответствующего глагола, аналогичным происхождением, по образцу названий молодых животных на – ent, которым соответствуют глаголы на – iti. Нам кажется, что Педерсен переоценивает значение глаголов типа русск. телиться — теля, жеребиться—укр. жереб’я, которые на самом деле образованы из соответствующих названий молодых животных на – ent-. Поэтому очевидное желание Педерсена видеть в образованиях на – ent-(*tel-ent-) формы настоящего времени с носовым гласным («Nasalpr"asentia») от глаголов на – iti (русск. телиться) ошибочно. Считаем нужным присоединиться к существующему в литературе мнению, согласно которому древнейшие образования с – ent- носили первоначально значение принадлежности (ср. выше) с последующим развитием значения уменьшительности. Последнее, например, особенно активно выступает в славянскую эпоху, когда уже стираются первичные оттенки принадлежности. Об аналогическом образовании имен на – ent- следует говорить как об известном распространении производных с этим суффиксом, но уже с преобладающим уменьшительным значением, что более характерно для славянского периода. Имеются в виду случаи, в которых самостоятельное древнее образование с суффиксом – ent-, как и самостоятельное развитие значения уменьшительности, маловероятно: названия молодых животных *zerbe, *tele [215] .
212
G. C. Uhlenbeck: arbha-, arbhakd-.
213
Ср. Н. Pedersen. Die Nasalprasentia und der slavische Akzent. — KZ, Bd. 38, 1902, стр. 313. Об ассимиляции гласных в соседних слогах русск. робенок > ребенок ср. А. И. Соболевский. Мелкие заметки по славянской и русской фонетике. — РФВ, т. LXIV, 1910, стр. 117. Вторичность формы ребенок, таким образом, совершенно очевидна, ср. еще русск. лебеда (ассимиляция) при более старом укр. лобода. На вторичность формы ребенок указывают, помимо известного русским говорам робенок, робятко, также данные других славянских языков: чешск. robe то же, особенно — др. — польск. robionek ‘dziecie, czeladnik’ (см. о последнем Ewa Оstrowska. — JP, t. XXXV, 1955, стр. 288).
214
H. Реdersen. Указ. соч., стр. 367.
215
Основы *zеrb’, *tel этимологически, а именно — без суффикса – et-, обозначают молодых животных, ср. греч. (*gurebh-) ‘дитя, новорожденный’; образование от него с древним суффиксом принадлежности, происхождения *-еnt- было бы бессмысленно. Собственно, то же следует сказать и о слав. *orbe, которое восходит к *orbh- ‘маленький’.
Известную фонетическую трудность представляет сравнение форм, продолжающих слав. *orb- в отдельных славянских языках. В отличие от обычных правил метатезы плавных (слав. ort- >зап. — слав. rot-, rat-, вост.-слав. rot-, юж. — слав. rat-), южнославянские языки, наряду с правильным ст.-слав. рабъ (Зогр., Супр.), обнаруживают рефлекс rot- ст.-слав. робъ (Зогр., Супр., где и рабъ), болг. роб, робиня, робство. Н. ван Вейк предполагает возникновение метатезы плавных в начале слова в северных районах славянства, откуда она распространилась до южных районов ко времени ослабления общеславянских связей, почему преобразование начальных групп or-, ol- уже не проводилось так четко. Ср. факты вроде ст.-слав. алкати, алдин наряду с правильными рефлексами [216] . Наблюдения позволяют добавить к известной этимологии слав. *orb-, *orbet-, что славянский сохранил еще в нескольких случаях завуалированного употребления прямые следы древнего значения и.-е. *orbh- ‘маленький’. Сюда, по нашему мнению, относится польск. robak, robakit обозначающее не только насекомых, но «вообще все мелкие существа» [217] (в польских говорах). Ср. также о сыне: Dobze sе robak uciu ‘хорошо малец учился’ [218] .
216
N. van Wijk. Remarques sur le groupement des langues slaves. — RES, t. IV, 1924, стр. 13. Иначе, но отнюдь не убедительно пытается решить этот вопрос Ф. Ливер (F. Liewehr. "Uber expressive Sprachmittel im Slawischen. — «Zeitschrift f"ur Slawistik», Bd. I, Heft 1. Berlin, 1956, стр. 26–27). Он видит причину распространения формы rаb- в южнославянских языках в ее эмоциональной окрашенности. Любопытно, что и варианты раб- / роб- в русском и rab- / rob- в польском он объясняет единственно за счет эмоциональных оттенков значения, не признавая заимствования. И уже совершенно несерьезно звучит объяснение русской формы ребенок как развившейся через *erb- из *orb-, причем автор игнорирует такие хрестоматийные факты как русск. диал. ребёнок, робя, др. — польск. robionek, не допускающие мысли о раннем происхождении формы ребенок.
217
См. К. Nitsch. Wybor pism polonistycznych, t. II. Wroclaw — Krakow, 1955, стр. 11.
218
«Polnocno-polskie teksty gwarowe», pod red. K. Nitscha. Krakow, 1955, стр.61.
Соответственно этому требуется внести коррективы в материал Э. Бернекера, исходившего из слав. chrobaky а именно: 1) древность и первичность формы с ch- начальным сомнительна [219] ; 2) форма robak не исконна, а представляет собой результат метатезы о.-слав. *orb-.
Третье славянское название ребенка, значительно уступающее по распространенности двум предыдущим: *cedo.
219
Об этом ср. еще Baudoin do Courtenay, RS, t. I, 1908, стр. 111; F. Lorentz. Pomoranische Erganzungen zum etymologischen W"orterbuch. — «Slavia Occidentalis», t. 2, 1922, стр. 163, причем последний отмечает кашуб. rоbk.
Слав. *cedo хорошо представлено лишь в старославянском языке, в других славянских языках сохраняются незначительные остатки, в том числе — в виде сложений: ст.-слав. чдо, браточда ‘дочь брата’, братоучдъ, братоучда ‘дети двух братьев’; болг. чeдо, диал. чъдо [220] , чендо, к’ендо [221] , братучед ‘сын брата, племянник’; др.-сербск. штедин. *рrоgenies’, бесчедьнь ‘orbus’, чедо infans’; др.-русск. чадо, чдо ‘дитя, сын или дочь (по отношению к родившим)’, чадъ, чдъ ‘дети’, ‘люди, народ’, бесчада, бещада (безъ чада) ‘бездетно, бездетный’, съчадъкъ ‘потомок’; укр. нащадок ‘потомок’ (< *на — съчадъкъ, ср. др.-русск. съчадъкъ), белор, чадо ‘злое дитя, упрямец’ [222] , ср. далее польское наречное выражение do szczеtu ‘дотла, вдребезги’ (<do sъcetu, собств. ‘до последнего потомка [истребить]’, тот же корень, что и сedо).
220
Ст. Стойков. Българска диалектология. София, 1954 (литогр.), стр. 123.
221
Последнее (в Зарово) обозначает еще не крещенного ребенка. И. Иванов неточно называет его синонимом чендо; это фонетический вариант и одновременно — прекрасный пример использования фонетических вариантов для семантической дифференциации [Jordan Ivanov. Un parler bulgare archaique (Богданско, сев. часть департамента Салоники, округи Кукуш и Нигрита). — RES, t. 2, 1922, стр. 99); ср. диал. чендо, братученд (От Солунско). Записал Н. Цицов. — СбНУ, кн. IV, 1891, стр. 157]; кенда, ж. р. ‘еще не крещенный младенец женского пола’ (Ив. А. Георгов. Материалы за речника на велешкия говор. — СбНУ, кн. XX, 1904, стр. 31); cendu, мн. ч. cinda ‘ребенок’, bratucent, bratucenka [M. Malecki. Dwie gwary macedonskie (Sucho i Wysoka), czesc II. Slownik. Krakow, 1936, стр. 10, 15].
222
И. И. Hocович. Словарь белорусского наречия. СПб., 1870.
О слав. *cedo высказывались в литературе различные суждения, причем большинство исследователей видит в нем заимствование из германского [223] . В последнее время о заимствовании из германского писал А. Вайан [224] : «первая палатализация, изменившая смягченные задненебные в с, dz, s, совершилась в эпоху заимствований из готского, в III–IV вв. н. э.; несомненно, что это изменение коснулось древнейших заимствований из германского: нет серьезных оснований для того, чтобы не допускать, что cedo ‘дитя’, cedь ‘люди’ взяты с германских слов, представленных др.-в.-нем. kind ‘дитя’ (ср. р.), др.-исл. kind ‘порода, племя’ (ж. р.), соответствующих лат. Gens».
223
Ср. F. Miklosich. Die Fremdw"orter in den slavischen Sprachen, стр. 10; С. С. Uhlenbeck. Die germanischen W"orter im Altslavischen. — AfslPh, Bd. 15, 1893, стр. 485; W. Vondrak, Bd. I, стр. 268.
224
A. Vaillant. Grammaire comparee des langues slaves, t. I, стр. 52–53.
Но всеобщего признания эта точка зрения не получила. Так, Э. Бернекер [225] не вполне уверен в германском происхождении этого слова. Против мысли о заимствовании из германского возражает В. Кипарский [226] . Однако авторы не дают развернутой критики объяснения слав. *cedo как германского заимствования, почему последнее до настоящего времени представляется более аргументированным. Тем не менее предположение о заимствовании построено, видимо, на ошибке.
225
E. Вerneker, Bd. I, стр. 154.
226
V. Kiparskу. Die gemeinslavischen Lehnw"orter aus dem Germanischen. — «Annales Academiae Scientiarum Fennicae», Bd. XXXII, № 2, 1934, стр. 22–23; А. Мейе (RES, t. 14, 1934, Chronique, стр. 231) относится к попытке В. Кипарского объяснить cedo как исконнославянское с сомнением.
Первое (общегерманское) передвижение согласных, хорошо отраженное готским языком, выразилось, в частности, в переходе и.-е. g> герм. k. В итоге такого перехода и.-е. *gentom ‘рожденное, дитя’ дало герм. *kind-. По мысли сторонников заимствования слав. cedo, именно такая готская форма перешла в славянский. Однако, насколько известно, эта готская форма в письменных памятниках не засвидетельствована. Больше того, в этом значении известно готск. barn. После этого необходимо считаться с реальным др.-в.-нем. chind [227] , получившим такую форму уже в результате древневерхненемецкого передвижения согласных, ср. алеманнское chind [228] . Эта форма должна была существовать не только у алеманнов, но и у всех вероятных германских соседей славян (последние к этому времени еще не делились на три ветви и селились, очевидно, приблизительно в местах обитания современных запад-ных славян). Форма chind могла появиться, вероятно, начиная с V в. н. э. [229] Старославянский язык, лучше всего сохранивший cpdo, с VI в. развивался на Балканах. При таких условиях он мог принести с северо-запада интересующее нас слово лишь в форме *шдо < *xedo < герм. *chind [230] . Но форма *sedo неизвестна славянским языкам, которые последовательно отражают только о.-слав. cedo. Таким образом, древнее заимствование из германского маловероятно, позднее заимствование тем более исключено.
227
Против «игнорирования фактического древневерхненемецкого материала в пользу фиктивного готского» специально выступал Брюкнер (A. Br"uckner. Die germanischen Elemente im Gemeinslavischen. — AfslPh, Bd. 42, 1929, стр. 130–131, 146) пo поводу известного исследования Стендер-Петерсена. Он же возражает против преувеличенно древней датировки заимствований, относя основную их массу к VII–X вв. н. э., т. е. к древневерхненемецкому периоду.
228
См. S. Feist. Indogermanen und Germanen, 3. Aufl. Halle, 1924, стр. 49.
229
Ср. S. Feist. Indogermanen., стр. 47; Э. Прокош. Сравнительная грамматика германских языков. М., 1954, стр. 73, 75.
230
Ср. Э. Прокош. Указ. соч., стр. 78: «Германский h определенно имел характер нем. ach- ich-Laut’a, на что указывает написание таких, например, слов, как лат. Cherusci, Chatti, греч. X, X». Это так называемое алеманнское произношение начального герм, k как х, сохраняемое швейцарско-немецким (xind-kind, xalt-kalt) могло быть передано именно славянским х. Специалисты говорят о наиболее широком и раннем распространении аспирации р, t, к > ph, th, kh в немецком и скандинавских языках именно в начале слова, ср. Ludwik Zabrocki, рец. на кн.: J. Fourquet. Les mutations consonantiques du germanique. Paris, 1948. — «Lingua Posnaniensis», t. II, 1950, стр. 296 и след.