Шрифт:
В литературе известна правильная индоевропейская этимология этого слова, выдвинутая американским лингвистом Ф. Р. Преведеном [812] : литовск. naslys ‘вдовец’, nasle ‘вдова’, naslaitis ‘сирота’, naslyste ‘вдовство’ с общим для всех них семантическим признакам: ‘переживший, – ая чью-нибудь смерть’. Вслед за А. Лескином [813] Ф. Преведен относит naslys, nasle к группе имен действия или деятеля с суффиксом – lys, -1e. В семантическом отношении Ф. Преведен считает нужным отделить эту группу от литовск. nesti ‘нести’. Он относит nasle к и.-е. *nek-, *nok– ‘умирать, смерть, мертвый’, санскр. nacati ‘он гибнет’, авест. nasu- ‘труп’, греч. , ‘мертвый’, лат. пех ‘убийство’, др.-исл. naglfar ‘Totenschiff ‘ и др. Таким образом, nasle, naslys можно рассматривать как субстантивированное прилагательное: *nasl-i-s ‘относящийся к мертвому человеку’. Ср. сербск. посмрче ‘ребенок, рожденный после смерти отца’. Эта этимология отмечена также как принадлежащая Фр. Преведену в известном новом словаре индоевропейских синонимов К. Д. Бака [814] . Тем не менее справедливость требует указать, что на самом деле эта интересная этимология впервые была предложена К. Бугой [815] , умершим в 1924 г. В печатном виде эта этимологии фигурировала в достаточно известном труде К. Буги [816] . На нее ссылается также П. Скарджюс в своем капитальном исследовании по литовскому словообразованию (1943 г.). Буга видит в литовск. nasle вторичное производное от *naslas, -а, общего по корню с перечисленными латинскими и греческими словами [817] .
812
Francis R. Preveden. Etymological Miscellanies. — «Language», vol. 5, 1929, стр. 148.
813
A. Leskien. Die Bildung der Nomina im Litauischen. — «Abhandlungen der philologisch-historischen Classe der K"oniglich S"achsischen Gessellschaft der Wissenschaften», Bd. XII, № III. Leipzig, 1891, стр. 462.
814
C. D. Buck, стр. 131.
815
Ср. запись в его рукописной картотеке к Литовскому этимологическому словарю (хранится в Ин-те литовск. языка и лит-ры АН Лит. ССР, Вильнюс): «nasle ‘vidua’ i.-e. ‘kuriai mire vyras’: lot. neco noceo gr. K. Buga».
816
K. Buga. Kalba ir senove. Kaunas, 1922, стр. 273.
817
См. также Р. Skardzius. Указ. соч., стр. 75, 169.
Литовск. nasle вдова’ является самым интересным этимологически, но не единственным диалектным синонимом и.-е. *uidheua. Ср. ряд местных индоевропейских названий вдовы [818] : латышск. atraikne, atriekne, eidene [819] , исл. ekkja, датск., норв. enke, шведск. anka, собств. ‘одинокая’ (ср. выше), арм. ayri < *n-ner-iya: *пer ‘муж’, т. е. ‘без мужа’ [820] , греч. : дат. п. ед. ч. ‘недостаток, нужда’: хеттск. kasti ‘голод’ [821] .
818
Названия вдовца (ср. слав vьdovьсь) представляют собой поздние этимологически прозрачные образования и специально здесь не рассматриваются.
819
K. M"ulenbach, I, стр. 566.
820
G. Dumezil. Series etymologiques armeniennes. — BSL, t. 41, 1940, стр. 69.
821
См. Е. Н. Sturtevant. A comparative Grammar of the Hittite Language, vol. I. 2 ed., New Haven, 1951, стр. 58.
Мы рассмотрели выше ряд важных терминов, примыкающих к названиям свойства, а именно — названия невесты, жениха, мужа, жены и вдовы. Это не термины свойственного родства в собственном смысле слова, но сопоставление их с названиями свойства диктуется всей спецификой родственной терминологии. В ходе нашего изложения было уже немало случаев привлечения смежных или более далеких образований, которые связаны с изучаемыми терминами либо непосредственными материальными отношениями родственных морфем, либо общей аналогией. Такое же отношение к родственной терминологии имеет название девы, девушки.
Слав. deva
Ст.-слав. два, два, др.-сербск. два, двая, двица, двоика, др.-русск. два, двица, русск. дева, девица, девушка, девочка, укр. дiвчина, дiвка, польск. dziewczyna, dziezvucha, dziewcze, диал. dziewa, dziewka — corka ‘дочь’, прибалт.-словинск. зofса-cica ‘M"adchen’, полабск. deva ‘M"adchen’, ‘Magd’, devka ‘M"adchen, Tochter’, чешск. divka, devce, словацк. dievca, словенск. deva ‘die Jungfrau’, сюда же dekla ‘das M"adchen’, die Magd’, deklaca ‘die Dirne’, deklaj м. p. ‘das Madchen’, dekle cp. p. ‘das M"adchen’, deklica ‘das Madchen’, deklic м. р. ‘das Madchen’, сербск. Aj’dea, AJ&edJKa ‘das M"adchen puella’, диал. dekla, deklica ‘Magd’, dikle ‘M"adchen’ [822] , болг. дзва, болг. (банатское) divica ‘девица’ [823] , совр. болг. девойка ‘девочка’.
822
P. Skok. Mundartliches aus Zumberak (Sichelburg). — AfslPh, Bd. 33, 1912, стр. 361.
823
Л. Милетич. Книжнина и езикът на банатските българи. IV. Словарь. — СбНУ, кн. XVI–XVII, 1900, стр. 475; ср. также диал. девица. Тетевен (Б. Цонев. Кои новобългарски говори стоят найблизу до старобългарски в лексикално отношение. — «Списание на Българска академия на науките». кн. 11, 1915, стр. 12).
Значение перечисленных слов достаточно единообразно: ‘девушка, девочка’. Слав, deva используется также в отдельных славянских языках и диалектах в качестве замены о. — слав, dъkti. Поздний характер, значения ‘служанка’ (пример см. выше) не оставляет никаких сомнений.
В словообразовательном отношении слав. deva правильно объясняется как древнее субстантивированное прилагательное с суффиксом – va [824] . Это подтверждается фактами старославянского языка, в котором, как указывает А. Вайан в последнем из названных сочинений, адъективность два, правда уже субстантивированного, акцентируется употреблением дублета два, дат. п. ед. ч. дви (Клоц. 898 — Супр. 4525). Отмеченный для ст. — слав, два вторичный суффикс – aja, видимо, связан отношениями количественного чередования гласных с – oja в польск. dziewoja ‘девка, девушка’; В. Вондрак [825] приводит единственный пример с суффиксом – oj- в виде упомянутого польского слова. Важно отметить, что и этот редкий непродуктивный суффикс характеризовал первоначально адъективные образования. Сюда же примыкают осложненные суффиксом – ка болг. девой-ка, сербск. дjeвoj-ка. Славянский дает крайне мало материала для подобного обобщения, однако число примеров с суффиксом – oj(a), очевидно, не ограничивается названными. Так, например, сюда может относиться русск. Утроя, название реки бассейна Псковского озера, которая в своих верховьях, на территории латышского языка, носит название Ritupe (собств. ‘утренняя река’). Тем самым русск. Утроя этимологически объясняется как Утро-ja/ymp-oja, адъективное производное от утро: *Utroja reka ‘утренняя река’, ср. значение латышского названия [826] .
824
См. А. Преображенский, т. 1, стр. 207; особенно — А. Vaillant, R'ES, t. 18, 1938, Chronique, стр. 137; ср. его же. Руководство по старославянскому языку. М., 1952, стр. 200.
825
W. Vondrak, Bd. I, стр. 407.
826
Нам хотелось бы настоять на предложенной этимологии русск. Утроя вопреки объяснению М. Фасмера, который (см. AfslPh, Bd. 38, 1923, стр. 88–89) в русск. Втроя (река, приток Наровы) видит сложное слияние герм. utra- ‘выдра’ и эстонск. oja ‘ручей’. Русск. Утроя представляет собой скорее кальку латышского слова или явление семантического параллелизма, естественного в языках населения сопредельных районов. Примеры можно было бы умножить. Форма Втроя, *Вътроя (Фасмер) может быть объяснена как фонетический вариант Утроя, распространившийся на север (Нарова) позднее.
Слав. deva давно получило правдоподобную в своей сущности этимологию: к известному индоевропейскому корню *dhei- ‘кормить грудью’ и др. В деталях этимологического толкования авторы расходятся между собой. Так, В. Вондрак [827] видит в слав. deva первоначальное название ребенка женского пола. Э. Бернекер [828] полагает, напротив, что deva имело активное переходное значение ‘кормящая’, ср. греч. ‘женский’. Примерно таково же мнение А. Брюкнера [829] , который считает, что deva первоначально обозначало женщину именно как ‘доящую’ (‘кормящую’) — Новый словарь И. Голуба и Фр. Копечного [830] , к сожалению, даже не ставит вопроса о конкретном значении морфологического образования слав. deva. Фр. Славский [831] в основном обобщает сведения по литературе вопроса, предлагая на выбор весьма различные решения: ‘сосущая’ или ‘имеющая особенности женщины, например, могущая кормить’.
827
W. Vondrak, Bd. I, стр. 163.
828
Е. Berneker, Bd. I, стр. 197.
829
A. Br"uckner. Slownik etymologiczny jezyka polskiego, стр. 111; ср. С. Млaденов. ЕПР, стр. 150.
830
Ноlub — Kоресnу, стр. 99.
831
Fr. Slawski, стр. 200; ср. еще М. Vasmer, REW, Bd. I, стр. 333; К, Moszynski. Uwagi do 2. zeszytu «Slownika etymologicznejro jezyka polskiego» Fr. Stawskiego. — JP, t. XXXFIJ, 1953, стр. 362; J. Pokorny, стр. 241–242.
Что касается судьбы индоевропейского корня *dhe(i)~ в слав. de-va, славянский, как видно, имел на месте данного е древний дифтонг *oi, о чем могут свидетельствовать следы его в гетеросиллабических позициях: словацк. dojka ‘кормилица’, dojcit ‘кормить (грудью)’, dojca ‘грудной ребенок’, словенск. doj ‘das S"augen, die Ammenschaft’, сербск. дojeњe ‘das S"augen, nutritio’, ‘das Saugen, lactatio’, доjилица, доjиља, доjкиња ‘Amme, nutrix’, болг. дойка 1. кормилица’, 2. ‘грудь женщины’, доилка, дойлница, доителка, подойка, подойница ‘нянька, кормилица’, подойниче ‘грудное дитя’, ср. русск. доить, уже специфически животноводческий термин, наиболее далекий от значений привлеченных выше слов.
Остается вопрос о форманте – va (de-va) и его семантико-морфологической роли в данном славянском производном. Не решив этого вопроса, мы вправе констатировать лишь то, что славянское слово состоит из и.-е. *dhe(i) — и – ua, всякие же дальнейшие предположения о значении славянского слова в древности носили бы голословный характер. Суффикс – ua, точнее – u(v), при помощи которого образовано слово, принадлежит к числу общеиндоевропейских словообразовательных формантов. В славянском почти нет этимологически прозрачных производных с суффиксом – v-, что также говорит о его большой древности и непродуктивности в собственно славянский период. Однако трудно согласиться с А. Г. Преображенским, который заявляет, что «слов с таким образованием только три: дева, диво, пиво…» [832] . Этимология позволяет выделить суффиксальное – v- в гораздо большем количестве случаев. Трудность заключается в том, что – v- был одним из материальных средств расширения индоевропейского корня [833] . При этом — этимологически суффиксальное — v постоянно вовлекалось в структуру корня в роли корневого детерминатива. Хронологические рамки этого процесса трудно определить даже приблизительно. Так, слав. pьrvъ ‘первый’ унаследовало этот древний суффиксальный – v- в роли неотделимого корневого детерминатива, ср. оформленное иным суффиксом литовск. pirmas ‘первый’. Этот пример различного расширения корня, возможно, относится к числу древнейших диалектных различий индоевропейского, ср. также примеры, с одной стороны, из индо-иранского, с другой стороны, лат. primus. Есть, несомненно, и менее древние аналогичные случаи, ср. слав. сьr-vь: литовск. kir-mis ‘червь’ и с аблаутом — kur-mis ‘крот’ — к общему корню *ker- ‘рыть, копать, резать’. Ср. также только балто-слав. *kor-ua, корова, производимое от и.-е. *kor- ‘рог’ и, наконец, только славянское — *deva <C *doi-ца.
832
А. Преображенский, т. I, стр. 207.
833
Ср. Per Persson. Studien zur Lehre von der Wurzelerweiterung und Wurzelvariation. Uppsala, 1891.