Люси невольно прижалась к мужу.

— Шкура тигра, которого ты здесь видишь, висит сейчас в парадном зале над камином, — сказал Джереми. — Отец подстрелил его в Индии. Он был неутомимым охотником. В лесах его поместья обитали не только куропатки и фазаны, но и кабаны с оленями. — Джереми сделал паузу. — Охота была для отца единственной отрадой, поэтому он с детства прививал нам любовь к ней. Я взял в руки ружье прежде, чем научился пользоваться ложкой. Отец брал нас с братом на охоту, длившуюся несколько дней, и обучал меткой стрельбе.

— Меткой стрельбе? — удивленно переспросила Люси и рассмеялась. — Должно быть, ты разочаровал своего отца.

— Да, это случалось довольно часто, — сказал Джереми, изменившись в лице.

У Люси сжалось сердце. Она жалела о том, что у нее вырвались неосторожные слова, и дала себе обет отныне не болтать попусту.

— Прости, — прошептала она.

— Не надо извиняться. Мне приходилось разочаровывать отца. Я не питал особой любви ни к нему, ни к охоте. Но Томас обожал отца и очень любил стрелять из ружья. А я боготворил Томаса. Мы с ним часто уходили в лес и без устали бродили там.

Джереми замолчал и подошел к одному из окон крытой галереи. Оттуда открывался восхитительный вид на живописный осенний пейзаж. Люси последовала его примеру и залюбовалась пестрым убором садовых деревьев.

— Но в лесу мы были не одни, — продолжал Джереми глухим голосом. — Там бродили банды браконьеров. Они добывали дичь и поставляли ее на рынки Лондона и Йорка. Кроме них, в лесах охотились арендаторы. Для моего отца все они были равны. Любой браконьер был для него преступником, которого следовало строго наказать. Отец требовал максимального наказания, предусмотренного законом, — тюрьмы, каторги, ссылки. Он приказал своему егерю установить в лесу капканы на людей и пружинные ружья.

К горлу Люси подступил комок тошноты. По рассказам Генри она знала, как жестоко расправляются некоторые землевладельцы с теми, кто незаконно охотится в их лесах. Они часто вырывали глубокие ямы-ловушки, на дне которых устанавливали острые штыри. Тот, кто попадал в такую западню, неизбежно погибал. Расставленные на людей капканы могли серьезно повредить ногу браконьеру. Пружинное ружье-самострел, стрелявшее при приближении вторгшегося в пределы частной собственности человека, поражало наповал или оставляло браконьера калекой.

Люси уже начала догадываться о трагедии, произошедшей с братом Джереми.

— Так что же послужило причиной гибели Томаса? — спросила она.

— Пружинное ружье.

— Ты был вместе с ним?

— Да, — мрачно ответил Джереми, устремив невидящий взгляд в сад.

Люси пришла в ужас, представив, что было бы с ней, если бы на ее глазах застрелили брата.

— Я не видел, как это случилось, — тихо промолвил Джереми, как будто прочитав ее мысли. — Было темно, но я слышал звук выстрела.

Люси чувствовала, что это ложь. Джереми не хотел волновать ее, описывая свои эмоции. Он наверняка все видел, и эти страшные картины до сих пор будоражили его сознание.

— Что было потом?

Джереми взглянул на жену с непроницаемым выражением лица.

— Он умер.

Люси покачала головой:

— Нет, я имею в виду, что было после гибели Томаса. Ты же сам сказал, что это длинная история. В доме хранятся более двадцати портретов твоего брата. Его смерть была началом истории, а не ее концом.

Джереми тяжело вздохнул. Люси понимала, что ему было тяжело говорить на эту тему, но она хотела все знать о нем и его семье.

Джереми как будто надел броню молчания, защищаясь от всего мира. Но теперь пришло время снять ее и облегчить душу.

— Я хочу, чтобы ты рассказал мне все до конца, — твердо заявила она.

Джереми пронзил ее холодным взглядом. Люси замерла, стараясь не моргать. Если Джереми думал, что напугает ее своим непроницаемым взором, то сильно ошибался.

— Итак, я жду…

Джереми снова отвернулся к окну.

— После смерти брата в доме все изменилось. Отец всегда был строг, но казалось, вместе с Томасом умерло и его сердце, каким бы черствым оно ни было. Отец увеличил число капканов на людей и приказал егерям беспощадно расстреливать браконьеров. — Джереми помолчал. — Я считал его виновным в смерти Томаса. А он не любил меня за то, что я выжил, а брат погиб. Но отец не мог вечно игнорировать меня, ведь теперь я был его наследником. Он постоянно старался сделать из меня свою копию, но я всеми силами сопротивлялся этому. Моя мать… — Джереми повернулся и кивнул на портрет, на котором была изображена изящная леди в платье с кружевными рукавами. Ее завитые букли были напудрены по моде, существовавшей лет тридцать назад, — всегда была хрупкой женщиной. Смерть Томаса подкосила ее. Она заперлась в своих покоях и надела траур, который потом носила до конца своих дней. Она не могла смотреть на меня, так как я постоянно напоминал ей погибшего любимого сына. В конце концов родители отослали меня учиться в колледж. Вот и вся история. Надеюсь, теперь ты не станешь расспрашивать слуг о том, что произошло в этом доме много лет назад.