Вечером в окнах соседнего дома долго не было света. А в два часа ночи чуткий сон участкового нарушил подъехавший «газик». Выглянув в окно, он увидел, как двое подвыпивших мужчин вытащили из машины вдребезги пьяного Павла и почти волоком потащили его к крыльцу. Один из приятелей стащил с Павла пиджак и подложил ему под голову.

Оставив Павла, мужчины заспешили к машине и тут же уехали. Попробовав разбудить парня и убедившись, что из этой затеи ничегошеньки не получится, Асан Кульмагамбетович, подхватив тяжелое тело, втащил его в комнату, уложил на диван. Затем снял с парня туфли и для верности, чтобы тот не упал на пол, подложил под его бок свернутое в несколько раз одеяло.

Участковый как-то очень давно заходил к соседке по делу. Сейчас уже Асан Кульмагамбетович не помнил, по какому. Тогда ему бросилась в глаза фотография на стене: красивый молодой человек с маленькими усиками в форме мичмана и молодая женщина с копной пышных волос, с выразительными, чуть прищуренными глазами. Елизавета Карловна, перехватив взгляд участкового, сказала: «Я с мужем в первый год замужества». Асан Кульмагамбетович поинтересовался, где же отец Павла, на что хозяйка уклончиво ответила: «Нету его».

Сейчас, глядя на спящего Павла, участковый невольно вспомнил и фотографию, отметив про себя, что Павел — вылитый отец, и тот разговор с Елизаветой Карловной, который так и не был закончен. Видно, не все ладно в жизни этой женщины.

…Начальник строительного управления недоуменно вскинул брови, когда капитан милиции стал рассказывать ему о Кедове.

— Ладно, разберемся, поручу профсоюзной организации, — пообещал начальник.

В клубе, где Павел играл в оркестре, руководитель пренебрежительно вымолвил: «Выгнали мы его, прогульщик Кедов».

И снова завел участковый с Павлом разговор о его жизни. Чтобы отвязаться, Павел буркнул: «Исправлюсь, товарищ участковый». Но это были только слова.

С того дня, когда Павла в бессознательном состоянии доставили домой, прошел год. За это время Елизавета Карповна несколько раз, рыдая, прибегала к участковому:

«Кульмагамбетович, пойдем, успокой Павлика, опять буянит». Участковый шел. Павел встречал их в дверях и кричал:

«Отец был алкоголиком, и я наследственный алкоголик. Выгнала отца, и меня гони». Мать увещевала сына: «Да кто тебе сказал, что отец алкоголиком был? Не было этого! Погиб твой отец во время шторма».

— Знаем мы этот шторм в рюмке. — И Павел, покачиваясь, напирал на участкового: — Я порядок не нарушаю, товарищ, милиционер, не на..ру..шаю, за правду стою.

— О господи, да что это случилось, как было все хорошо, ладно. Помоги, Кульмагамбетыч! Христа ради, ведь один у меня сын-то! Отцом все попрекает. Не был отец его алкоголиком; бросил он меня, ушел к другой, когда Павлику и трех годков не было. Сначала деньги посылал, а потом и этого не стал делать. Одна тянулась, только к хорошему приучала, а подишь ты, беда пришла! Сыну сказала — погиб его отец. Кульмагамбетыч, с работы Павла выгнали — вот уже неделя, как пьет.

С тяжелым сердцем ушел от соседей участковый, твердо решив помочь этой семье.

«Нужно найти отца Павла, написать ему, потребовать участия в судьбе сына. И дружков в стороне оставлять нельзя».

Через месяц Асан Кульмагамбетович пригласил к себе с кабинет Павла. Павел вошел, послушно сел напротив участкового, готовясь выслушать очередную «проповедь».

Но «проповеди» не было — участковый достал из ящика письменного стола письмо и протянул Кедову:

— На, читай.

Павел удивленно взял конверт с надписью: «Караганда, Михайловское отделение милиции, участковому Кульмагамбетову А. К.».

— Так это же Вам?

— Ничего, ничего, читай.

«Уважаемый товарищ капитан милиции, — прочитал Павел, — я вам глубоко признателен за письмо и заботу, которую вы проявляете о сыне и моей бывшей жене Лизе.

Двадцать лет не видел их. Вы пишете, что кто-то сказал Павлу, что я алкоголик и его участь идти по моим стопам.

Я никогда не пил и не пью сейчас, но это не оправдывает меня — по отношению к ним обоим я подлец, и нет мне прощения. Передайте Павлу, что его мать самая умная и прекрасная женщина на свете. Сейчас, когда моя жизнь почти прожита, я все больше и больше преклоняюсь перед Елизаветой Карловной. Пусть мой сын, если он позволит мне так называть его, не повторит в жизни ошибок отца. Я живу один, работаю на заводе электротехником. Вас очень прошу, Асан Кульмагамбетович, поговорите с Елизаветой Карпoвной и Павлом — пусть они мне разрешат приехать к ним в отпуск.

С уважением Г. Кедов».

Капитан наблюдал за выражением лица Кедова-младшего: удивление, саркастическая улыбка, грусть. Волнение парня выдавали его руки. То он их прятал за спину, то складывал на коленях.

Долго в этот день пробыл в кабинете участкового Павел.

Рассказал, как начал выпивать сначала в перерывах между танцами, а потом и вечерами в ресторане, куда тащила его чуть ли не каждый день Лена, та самая девушка, которая увела его тогда на глазах у Асана Кульмагамбетовича. Начались прогулы на работе. Как-то вечером Лена пожаловалась своему дружку, что у всех ее подружек есть красивые перстни, а у нее нет. Тогда-то Павел и стащил у матери ее единственный перстенек, подаренный отцом.