— Что есть значить? — вопрошает мадам Ватанабе. — Что есть значить?

— Да, мадам Ватанабе?

— Столько шумы, труппа «Земля» не репетировать.

— Я очень извиняюсь. — Кланяюсь, пока к щекам не приливает кровь. — Девочки, — кричу я, — у нас гостья.

Они стекаются ко мне, шевеля пальцами. Обступают меня и шепчут:

— Тараканы-тараканы-тараканы.

— Что вы репетируете, мадам Ватанабе?

— «Колыбельную страны Птиц». — Выстроившись за ее спиной, труппа «Земля» негромко каркает.

— Сара Воэн, — говорю я.

— Ничего не слышать, ваш класс так шуметь, — упрекает мадам Ватанабе.

— А что случилось с «Хижиной в небе»?

Из-за ее плеча высовываются клювы из папье-маше.

— Не есть хорошо. Аракава-сан говорить: «Интересно, но дешево». Теперь ставить новый шоу.

— Вы переключились на джаз?

— Только для увертюра, большой выходной номер. — Мадам Ватанабе поглаживает перья самой высокой представительницы труппы «Земля». — Вы знать фильму Альфреда Хичкока «Птицы»?

— Вы из этого мюзикл делаете?

Мадам Ватанабе кивает. Высокая девица наклоняется и легонько клюет ее в щеку. Карканье нарастает. Шумят крылья.

— Вы что репетировать?

— Вообще-то мы пока еще не репетируем. Просто делаем импровизированные упражнения «для разогрева».

— Это вы в «Воображаемый театр» научиться? — улыбается мадам Ватанабе.

— Разминочные упражнения необходимы для… Она окидывает взглядом сбившихся вокруг меня учениц.

— Они уже чересчур разболтаться. Почему они кричать «таракан»?

— Отрабатывают звук «р», мадам Ватанабе.

— Ясенно. — Она скрещивает объемистые рукава на груди. — Ваши девочки пусть надо осторожнее, очень-очень осторожнее.

— Отчего же?

— Они быть тараканы, мои птицы лететь склевать их, йоп-йоп.

— Спасибо, что зашли. — Я кланяюсь, подойдя к ней едва ли не вплотную, так что мадам Ватанабе вынуждена отступить на шаг — не то моя здоровенная башка врезалась бы ей прямо в лоб. Труппа «Земля» протестующе каркает — но тоже пятится. Закрываю за ними дверь.

Выхожу на веранду, сбрасываю туфли, раздвигаю ширмы. Стол завален полиэтиленовыми пакетами, плоскими коробочками и круглыми банками всевозможных размеров, плюс бутылки сакэ с серебристыми этикетками, двухлитровые канистры с «Саппоро», две низкие и широкие бутылки коньяка. Кто-то включил лампу котацу. Выключаю ее — исходя из канадского правила о том, что если начинать топить в октябре, что же делать, когда нагрянет настоящая зима?

Из ванной доносятся негромкие размеренные скрежещущие звуки. Распахиваю дверь. Оро, в белой набедренной повязке, с красно-белой лентой «камикадзе» на голове, стоя на четвереньках, надраивает трубы под раковиной; в одной руке — зубная щетка, в другой — чашка, до краев полная моющим раствором. Вся сантехника и аксессуары, вплоть до хромированных полотенцесушителей, блестят непривычным глянцем. На кафельном возвышении в сгущающихся сумерках призрачно мерцает унитаз.

— Оро, что ты вытворяешь? Улыбаясь, он демонстрирует щетку.

— Сегодня съемки закончились рано — декорации обвалились. Я для тебя прибираюсь. — Его золотистая грудь — вся в разводах песка и пота.

— Вижу. Между прочим, ко мне из «Чистых сердец» раз в два дня уборщица приходит наводить порядок.

— Она плохо старается. — Широким жестом Оро обводит комнату. — Ужасно грязно.

— Спасибочки.

— Не сердись. Мне нравится для тебя прибираться. Я — аккуратист тот еще.

— О?

— Потом я туфли начищу.

— Оро, я…

— Но сперва обеспечу ужин.

Я следую за влажным треугольником его обнаженной спины в гостиную, он включает котацу.

— Очень холодно…

— Всей этой снеди, — открываю один из пакетов и выуживаю трубчатую, лохматую штуковину — возможно, клубень, — на неделю хватит, не только на ужин.

— Я забыл тебе сказать? Я пригласил гостей.

— Ты пригласил гостей — сюда? Кого же?

— Большой сюрприз. — Оро моет руки под краном, идет к столу, разворачивает бордовую ткань, извлекает на свет пакет размером с коробку «Монополии», сдирает розовую оберточную бумагу с узором из лебедей, счищает золотую фольгу и достает закатанную в целлофан коробку суши.

Окидываю взглядом неоткрытые картонные коробки и жестянки.

— У меня на кухне не особо развернешься. Даже духовки нет — только две горелки и гриль.

— Духовка? — Смеясь, он оборачивается ко мне. — Я не готовлю, я открываю.