Джин Бёрк везёт Ларри Гавану в инвалидном кресле вниз по Винной улице. Утром они вместе читали комиксы в магазинчике Ната. Сейчас они продают схемы домов знаменитостей, эти схемы Ларри держит в руке. Ему девять лет.

Ларри двенадцать лет, он сидит в глубине зала театра «Воr», его кресло то и дело толкают люди, снующие туда-сюда по проходу. Все они хотят посмотреть «The Thing», потрясающий научно-фантастический фильм Говарда Хоукса. Джин Бёрк, которому платят за то, что он возится с Ларри, — где-то в переполненном зале, он сидит рядом с Карлой Блум, девушкой из седьмого класса их школы, девушкой, которую Ларри страстно желал, хотя и не подвал виду.

Ларри четырнадцать лет, год 1955-ый, незадолго до рождественских каникул. Они с Джином сидят у Ларри, в спальне, едят и слушают «Гарлемский концерт» — передачу, посвященную ритм-энд-блюзу на Кей-джи-эф-джей. В этот день утром Джин заскочил в магазинчик Ната и, пока отец не видел, стащил два номера SunshineHealth, в журнале были изображены обнажённые мужчины и женщины, играющие в игры типа волейбола или плавающие.

Картинки возбудили Джина, и он решил заняться мастурбацией прямо на глазах Ларри, который, не мигая, смотрел на него и ощущал, как бешено бьется сердце, но ничего не чувствовал в паху. Когда потом Джин пошел в ванную, чтобы помыться, зазвонил телефон. Ларри добрался до холла и взял трубку. На другом конце провода орала женщина. Она хотела поговорить с его отцом.

— Его нет, — сказал Ларри.

— Скажи ему, чтобы он прислал мне денег, — орала она. — Скажи этому индюку, что он должен мне. Он разрушил мою жизнь.

— А как вас зовут?

— Мона. Скажи, что Мона просила прислать ей денег или ещё чего-нибудь. Скажи ему.

Вернувшись обратно в спальню, Ларри увидел, что Джин застегивал джинсы, собираясь уходить. Он рассказал Джину, что только что его отцу звонила какая-то сумасшедшая, кричала и ругалась.

— Она хотела денег, — сказал он. — Её зовут Мона.

— Мона, так звали мою маму, — произнёс Джин. Ларри сказал:

— А может, это была она?

— С какой стати моя мать будет звонить твоему отцу?

— Не знаю.

— Я ухожу, — сказал Джин, убрал журналы в школьный ранец и вышел за дверь.

В школе Ларри не принадлежал ни к каким группировкам. Во время ланча он, как правило, сидел один в кафетерии и каждый день поглощал одну и ту же не шибко здоровую пищу: водянистый кофе и половинную порцию макарон с сыром, а на десерт — грушевый пирог. Теперь уже почти все дети знали о его отце (или слышали сплетни) и избегали общения с ним, хотя некоторым было интересно, особенно девушкам, самые смелые подходили к его столику и спрашивали:

— А твой папа и в самом деле гангстер?

— Нет, он — бизнесмен.

— А мы слышали, что он убивает людей.

— Мой отец и мухи не обидит.

— А ты когда-нибудь был в Лас-Вегасе?

— Да.

— Ну и как тебе?

— Здорово.

— А я слышала, что ночью звёзды так ярко святят, что у тебя начинает кружиться голова. Ты это видел, Ларри?

— Нет.

— И ты всю жизнь будешь парализован?

— Да.

— Тебя это бесит?

— Да.

Ларри семнадцать лет. С территории школы его вывозит директор — мистер Эллиот, человек с двойным подбородком. Ларри исключили за то, что он вымогал деньги у нескольких студентов, в том числе у девушки, которую звали Норма Рудман, дочери раввина Макса Рудмана, который привёз её утром в школу, а сейчас его чёрный «Быоик-Роудмастер» отъезжал от тротуара.

Ларри остался один на тротуаре ждать отца. В три часа, когда кончились занятия, он сидел там же, скрючившись в своём инвалидном кресле. Ни один из студентов не заговорил с ним, они побежали к своим машинам или к школьным автобусам, стоящим возле тротуара.

Джин Бёрк уехал на своём «Олдсмобиле» пятидесятых годов. На его лице застыла слишком уж широкая улыбка. Но Джин Бёрк волновал Ларри в последнюю очередь. Он думал о своём отце, зная, что тот будет рад, что он не сломался, что, несмотря на все крики и проповеди, отвергал все обвинения, которые в течение двух часов предъявляли ему директор и раввин.

На улице стемнело, когда напротив школы появился серебряный «Купе-де-вилль» его отца. За рулём сидел Карл Риз. Он помог Ларри забраться на заднее сиденье, потом сложил кресло и засунул его в багажник. Никто из них не заговорил по дороге домой. В их огромной гостиной его мать, которая в конце года умерла от передозировки наркотиков, абсолютно пьяная лежала на кушетке в лифчике и брюках.

Ларри отправился в свою комнату. Он хотел плакать, но не мог. Он так никогда и не пошёл больше в школу.

Тут он внезапно широко открыл глаза. До рассвета оставалось недолго, Гавана повернул голову на звук лёгкого дыхания: эрдельтерьер, которого он видел прошлой ночью, стоял рядом на траве и слегка дрожал, с его подбородка капала слюна. За собакой стоял высокий чернокожий мужчина и держал её на толстом красном поводке, на нём была старомодная афро и голубой махровый халат.

— Вы здесь всю ночь просидели, — подозрительно произнёс чернокожий человек. — Вы в порядке?