Каждый день вороны по нескольку раз прилетали на озеро. Самец дразнил Тарку, стоило ему увидеть выдру, докучал, когда тот грелся под солнышком на берегу. Подцепив клювом лягушку, ворон останавливался в нескольких футах от Тарки и ронял свою ношу с наветренной стороны. Однажды, когда Тарка сам играл лягушкой и на миг повернулся к ней спиной, ворон схватил лягушку и отбросил ее. Птица и выдра играли вместе, но ни разу не коснулись друг друга. Часто ворон — один из трехсот сыновей Кронка — ронял ветку в воду, и Тарка гнался за ней, а потом, выйдя на сушу с зажатой в лапах веткой, катался по земле. Изредка ворон исподтишка щипал Тарку за хвост, и тот с шипением кидался на птицу. Ворон увертывался, подпрыгивал и хлопал крыльями, но не взлетал — разве только Тарка загонял его в озеро.

Днем Тарка спал в камышах на трясине в северной части озера. Если он не был слишком усталым после ночной охоты, он просыпался от трескучего «крон-н-н-н-нк» и спешил по берегу или среди водорослей играть с вороном. Как-то утром на небе показалось сразу пять птиц; они летели цепочкой — мать, трое воронят и ворон, — точно черное созвездие Ориона. Птицы сели на высокий травянистый косогор, подошли к воде, и птенцы стали наблюдать, как мать приманивает лягушек. Тарка подбежал было к ним, но тут пронзительно завопили воронята, гортанно закаркали вороны и принялись бить его клювами и хлопать по морде крыльями, оттесняя назад. Всякий раз, как Тарка всплывал, чтобы набрать воздуха, они набрасывались на него и так измытарили, что он навсегда зарекся приближаться к воронам.

Когда ветер рассеял семена пушицы, и осока, побурев под солнцем, поникла к земле, кроншнепы улетели на побережье и реки. Чертили небо кривым пунктиром коньки, но щебет их затихал, и вновь наступала тишина. Однажды после полудня тишина всколыхнулась, и на красно-коричневом гребне холма возникло подобие голой дубовой ветки. Это был олень-пятилетка. Высунув язык, он мчался на юг, к лесистым долинам. И снова на землю спустилась тишина. Но вот гребень перерезала вереница гончих, без единого звука бегущих от Цепей по следу оленя. Из своего гнезда в камышах Тарка следил за ними, пока они не растворились на горизонте, Не успел он улечься, как над западным склоном с шумом и свистом пронесся тетерев и полетел над озером; за косачом следовала серая тетерка с двумя тетеревятами. По укосу холма проскакали два всадника в красных костюмах, за ними — молодой фермер на неоседланном жеребце. Затем показался серый гунтер; лицо сидящего на нем охотника было таким же красным, как костюм. Остальные охотники появлялись поодиночке, через большие промежутки времени, на измученных лошадях.

В тот вечер Тарка расстался с озером и перешел по Цепям к ручью, который блестящей нитью вытекал из болот. Вместе с ним Тарка вступил в узкую лощину. Луна скрылась за горным хребтом. Примерно через милю у подножия горы ручей сворачивал на север, выточив себе русло в сером крошащемся камне. Лощина расширялась у Седого дуба; расколотый ствол дерева, черный, как его собственная тень в лунную ночь, испещрили блестящие дорожки слизняков. Рядом с Седым дубом стоял молодой дубок, укрытый им от зубов и рогов оленей, — юный сын у могилы отца.

И Тарка тронулся к морю по Дубовому ручью, который бежал по склонам и долам, разбивая луну на осколки и теряя их под купами деревьев на берегах. Голос ручья звенел по всему лесу, где барсуки искали мышей и черных слизней, струился от листа к листу и уходил в летнюю ночь.

Там, где Дубовый ручей встречался с другим, чтобы дальше вместе разыскивать море, Тарка напал на выдриный след. Он узнал запах Белохвостки и направился вверх по второму ручью — здесь до него проходили чужие выдры. На исходе ночи, плывя по заводи, выдолбленной в граните водопадом, Тарка увидел перед собой темный силуэт. Выдра медленно покачивалась на воде, голова ее ударялась о камни. Она была мертва уже несколько часов. Накануне свист играющих выдр услышал владелец здешних мест и поставил под завесой водопада капкан, закрепив его на выступе скалы, где выдры отдыхали после радостного купания в клокочущей пене. И выдры снова пришли сюда.

Железо тонет в воде, и сколько бы ни звали мать выдрята, она не могла долго выдержать с таким грузом на ноге.

Когда вздувшееся тело перевернулось, Тарка услышал звяканье металла и в страхе нырнул, оставив позади цепочку пузырьков.

К восходу солнца он пробежал две мили, пересек лес и поля — то стерню, где стояли чередой копны, то участки, засаженные свеклой и турнепсом, то пастбища для овец — и нашел третий ручей под горкой, которая звалась Нищенский привал. Тарка двинулся вверх по течению, мимо фермы, где по мелководью шлепали утки, и дальше, под мост, возле араукарии с листьями, острыми, как сорочьи клювы. Вот он миновал дома и мельницу на берегу, и вокруг раскинулись безлюдные луга, где распевали свои песни одни лишь жаворонки. Тарка плыл от берега к берегу в поисках убежища на день. В полумиле за мельницей он увидел камень с широким отверстием, наполовину скрытым в воде. Над ним нависала лещина. В то время, как Тарка забирался под камень, низкое августовское солнце зажгло зелень листьев золотом весны.

Разбудил его оглушительный собачий рев. Он увидел лапы, с плеском переступающие по мелкому дну, несколько черных носов и свисающие языки. Отверстие было слишком мало, чтобы туда прошла хоть одна голова. Тарка скорчился в ярде от входа, вдавился в холодный гранит. От страшного шума стало больно ушам.

На бурых камнях переката заскрежетали подкованные сапоги, застучали обитые железом острия охотничьих кольев.

— Отрыщь! Капкан! Менестрель! Отрыщь!

Тарка услышал звук рожка, и низкий вход посветлел.

— Отрыщь! Капкан! Капкан! Отрыщь!

Рожок пропел еще раз, потише — стаю уводили прочь. Под камень сунули кол и стали вслепую тыкать по сторонам, затем забрали. Тарка увидел сапоги, человечьи руки и морду терьера. Раздался шепот:

— Вперед, Сэмми. Взять!

С рук соскочил кудлатый коричневый песик. Сэмми унюхал Тарку, затем углядел его и стал пробираться к нему бочком. «Тяв-тяв-тяв-тяв!» Выдра не шевелилась, и терьер подполз поближе, вытянув голову и громко тявкая.

Тарка не вынес раздражающего его шума. Через минуту, раскрыв пасть и шипя, он двинулся мимо терьера; злобное тявканье перешло в пронзительный визг. Люди на противоположном берегу стояли молча и неподвижно. Они увидели голову Тарки, залитую солнечным светом, — свет падал сквозь деревья позади них и зажигал бурые плоские камни переката теплой желтизной. А Тарка увидел трех людей в синих куртках; люди не шевелились, и он скользнул в прозрачную, холодную воду. Она не покрыла ему спину, и Тарка вернулся к корневищам на берегу. Побежал, прячась в тени и под папоротником, своим обычным шагом. Один из мужчин заметил, что у выдр нет чувства страха.