Вспомнив о том, что Курочкин, взывая к справедливости, тоже устраивал мини-митинг с плакатом, Кочкин показал стоматологу его фотографию, но Самуил Потапович отказался брать на себя ответственность в опознании, только покачал головой и сказал: «Не разглядел я его, не разглядел».

Дом снесли и в рекордно короткие сроки построили новый – гораздо больше и современнее. Народ потянулся покупать обувь, а о недовольном мужчине никто с тех пор и не вспоминал.

Максим Григорьевич поблагодарил Самуила Потаповича и за вылеченный зуб, и за предоставленную информацию и покинул кабинет в приподнятом настроении – еще никогда поход к стоматологу не оставлял на его душе такого волнительно-приятного осадка. Кочкин хотел немедленно отправиться в педагогический институт, к которому относилась библиотека, но, глянув на часы, отложил это на завтра. Просмотр кассет в магазине плюс лечение зуба заняли почти весь день. Вспомнив, что у него сегодня дежурство у Лисичкиной Олеси, он потрогал языком вылеченный зуб и поспешил к заскучавшей без своего хозяина «восьмерке».

* * *

– Ты все испортила! Как ты могла! – воскликнула Ника после затянувшегося бойкота, объявленного Леське еще вчера. – Он уже почти поцеловал меня, это было удивительное мгновенье, в моей душе играли скрипки, и я верила, что счастье близко!

Леська, чувствуя, что вина ее безгранична, целый день нервничала, почти ничего не ела и подлизывалась как могла. Конечно, она испортила трепетный вечер своей подруге, но кто же знал, что у тумбочки отвалится ножка!

– Прости, пожалуйста, – взмолилась она, жалобно тряся подбородком. – Я свинья, признаю, но, с другой стороны, это тебе на пользу. Когда мужчина преодолевает препятствия, он потом больше ценит… – Боюсь, что такое препятствие, как ты, преодолеть просто невозможно! – перебила Ника.

– Не такая уж я и ужасная!

– Очень даже ужасная!

Леська демонстративно отвернулась к двери комнаты, а Ника к окну. Каждая затаила обиду, которую в этом столетии ни одна, ни другая прощать не собиралась.

– Ничего ты не понимаешь, – сказала Леська после минутного молчания. – Я, может быть, перед смертью, – она постаралась погромче всхлипнуть, – хотела порадоваться за вас. Я сейчас такая чуткая и ранимая, каждый день для меня – праздник. Пение соловьев, крик чаек, подснежники – все особенно радует и наполняет душу восторгом…

Ника обернулась и посмотрела на подругу – подозрение, что та от переживаний лишилась рассудка, очень ее волновало и расстраивало. И где это она подснежники видела, а про чаек и соловьев даже спрашивать страшно.

– …я же как раньше жила, – с упоением продолжала Леська, – все по кругу, все одно и то же, простых и в то же время удивительных вещей не замечала. Вот тебе редко звонила, здоровьем твоим мало интересовалась… Теперь, конечно, поздно мне сокрушаться, жизнь прожита, и несколько лишних дней никто мне не подарит. – Леська потянула на себя край бежевой скатерки и промокнула уголком сухие глаза. Откинула голову назад, прижала руку к груди и продолжила: – Спасибо маньяку-Телефонисту за то, что открыл мне глаза на мир…

Тут Ника увидела в окно вылезающего из машины Кочкина и облегченно вздохнула – вдвоем терпеть Леську как-то легче.

– Следователь идет, – сказала она, направляясь к двери, – обязательно расскажи ему, за что ты благодарна маньяку-Телефонисту, хотя не надо, кто знает, может, у Максима Григорьевича слабое сердце, которое таких откровений просто не выдержит.

– А ты меня простила? – торопливо спросила Леська, вскакивая со стула.

– Простила, – ответила Ника, полагая, что так будет лучше и для ее собственного сердца тоже.

Увидев Кочкина, Леська, к своему изумлению, запаниковала, в голову полезли какие-то дурацкие мысли и появилось неуместное желание отправиться к зеркалу и внимательно изучить свое отражение.

– Добрый вечер, – кивнул Максим Григорьевич, проходя в комнату. Ему очень сильно захотелось поделиться с девушками надеждой, что след маньяка стал более четким, но делать этого он не стал. Торопиться не следовало, да и с Олесей Лисичкиной расслабляться нельзя. – Добрый, – кивнула Ника, – вы чаю хотите? Вы ужинали? У нас есть яблочный компот и блинчики в виде полуфабрикатов. Я могу все быстренько организовать.

– Нет, нет, спасибо.

Максиму Григорьевичу очень хотелось есть, но он боялся за свои зубы и к тому же никак не мог побороть навалившуюся неловкость.

– Чаю, пожалуй, попью, – подумав немного, сказал он.

Все дружно потянулись на кухню. Леська отодвинула в сторону цветок, села на подоконник, искоса наблюдая за суетливыми движениями подруги, взяла в руки журнал и стала водить пальцем по клеточкам кроссворда. Ника заваривала чай, а Кочкин, мечтая о сигарете, смотрел на угол стола, к которому прилипла одинокая рыбная чешуйка.