— Ну теперь, — сказал Янсен, — вы сообщите нам, где Аллейн?

— Как раз позади вас, — ответил Аллейн.

Вспышка изумления озарила мозг Найджела. Над его ухом раздался пронзительный свист. Этот звук хорошо сочетался с пронзительной болью в кончике пальца. Он открыл глаза. Над погасшим очагом стоял, расставив ноги, негр с короткоствольным револьвером в руках.

— Дело нешуточное, — сказал он голосом Аллейна. — Вы окружены, знаете ли. Руки вверх, ребятишки!

Комната наполнилась людьми — полисменами и мужчинами в темных костюмах. Найджела развязали, но он все еще сидел в кресле, уставившись на чернокожего Аллейна, деловито беседовавшего с Сумиловым.

— Я знал, что можно пробраться по трубе, — говорил он, — в «Идеальном доме» была фотография, и там говорилось: «Прекрасная старомодная труба, нетронутая с тех дней, когда трубочист посылал своего мальчика на крышу». «Нетронутая» — сказано точно, свидетелем тому моя физиономия. Ну, я не мальчик, и мне там было чертовски тесно и дьявольски жарко. Привели людей, Бойз? Очень хорошо, заберите этих.

— Как насчет старика? — спросил плотный джентльмен, в котором Найджел сразу признал настоящего инспектора Бойза.

— Василия? Нет. Он старый дурак, но он не арестован. Я приду в участок, как только отмоюсь.

— Есть, сэр! — потешно рявкнул инспектор Бойз. — Пройдемте, джентльмены!

Через пару минут входная дверь захлопнулась.

— Василий, — сказал Аллейн, — для вас братство кончилось. Принесите немного йода, приберитесь, приготовьте напитки, налейте горячую ванну и позвоните в «Венгрию».

Найджелу не верилось, что прошел всего час с тех пор, как он расстался с Анджелой. Она выглядела очень встревоженной, но его приход, очевидно, сразу успокоил и обрадовал ее. Анджела потрогала его палец, пришла в ужас от рассказанного и заставила его почувствовать себя героем, хотя он точно знал, что на самом деле свалял дурака. Они поели, Найджел оплатил счет и, по уши влюбленный в Анджелу, счел обратный путь во Фрэнток слишком коротким.

Констебль Банс задержал их у ворот, и они поделились с ним кое-какими новостями. Фрэнток был во мраке, и холл с погасшим камином живо напоминал о воскресной трагедии. Найджел нежно поцеловал Анджелу, стоящую на верхней площадке с зажженной свечой в руках.

— После вычеркивания Токарева список подозреваемых уж очень сузился, — вдруг сказала она. — Найджел, как вы думаете, кого имеет в виду мистер Аллейн, когда говорит, что больше не подозревает… нас?

— Боже мой, дорогая, ну что за мысли на ночь!

— Мне иногда кажется, — проронила Анджела, — что он никому не доверяет. Что мне делать с этими письмами?

— Отдайте мне. Я ему завтра их покажу, и, может быть, мы сумеем поехать в Лондон после следствия и незаметно вернуть их.

— Да, конечно, — согласилась Анджела. — Большое спасибо, милый Найджел, но, если не возражаете, я пока что оставлю их у себя.

Она неожиданно поцеловала его, прошептала: «Спокойной ночи!» и убежала.

Найджел разделся и лег в постель. Пульсирующая боль в пальце некоторое время не давала ему заснуть, но в конце концов, окруженный толпой ухмыляющихся рож, похожих на Сумилова, Василия, Янсена и трех «товарищей», он снова упал на сиденье быстроходного автомобиля и с бешено колотящимся сердцем помчался в круговорот ночи.

Следствие началось в одиннадцать часов следующего утра в Малом Фрэнтоке. Оно заняло очень немного времени и вообще оказалось совсем не таким страшным, как предполагали участники приема. Найджел, разумеется, уже был осведомлен о содержании завещания Рэнкина. Чарлз оставил ему большую часть своего состояния, включая дом с обстановкой, но было несколько оговорок, в том числе — три тысячи фунтов завещались Артуру Уайлду, а книги, картины и предметы искусства — сэру Хьюберту Хэндсли. Завещание фигурировало на следствии, и Найджелу сразу показалось, что все рассматривают его как убийцу, но на самом деле это практически ничего не добавило к общей картине. Коронер [12] посвятил много времени показаниям служанки Мэри и задал массу вопросов Артуру Уайлду, поскольку эти двое были последними, кто говорил с Рэнкином. Большое внимание было уделено «русскому элементу». Аллейн дал краткий сухой отчет о собрании «товарищей» и подчеркнул, что ясно слышал, как они определенно установили, что Токарев не причастен к убийству. Сумилов, вызванный в качестве свидетеля, подтвердил это. Удивительно скромный и плохо одетый адвокат наблюдал за процессом от имени доктора Токарева. Коварные и театральные действия братства вызвали порядочную сенсацию.

Розамунду Грант не вызывали, но миссис Уайлд, с ярко-красными губами и бледным лицом, поддержала Уайлда в отчете об их разговоре во время убийства. С сэром Хьюбертом, который выглядел страшно шокированным, коронер обращался подчеркнуто учтиво. Был затронут инцидент с завещанием кинжала сэру Хьюберту, но коронер не придал ему никакого значения.

Аллейн попросил отсрочки; в целом дело закончилось, оставив многочисленных зрителей с чувством, что им была подана измена, тогда как они заказывали убийство.

Теперь гости могли свободно покинуть Фрэнток, и затянувшийся уик-энд Найджела подошел к концу. Перед ним предстала перспектива возвращения в свой кабинет в редакции газеты, заваленный отвергнутыми рукописями. Редакция вела себя очень тактично. Джемисон, его шеф, звонил ему и довольно задумчиво советовал не волноваться. Найджел представил себе охочего до новостей Скотта и, улыбаясь про себя, уделил часок перед следствием описанию «русского элемента».

Сейчас он в последний раз стоял у окна своей маленькой валлийской комнаты, слышал раздражающее повизгивание миссис Уайлд, разговаривающей с мужем по ту сторону ванной. Анджела исчезла сразу после следствия, видимо, торопясь в Лондон с письмами. У Найджела не было возможности поговорить с ней, и он чувствовал себя несколько уязвленным. Вздохнув, он отвернулся от окна и положил на туалетный столик фунтовую бумажку для Этель-разумницы. Целый фунт! «Щедро и довольно расточительно, но ведь это она видела его перед тем, как свет погас, — подумал он, — и этим обеспечила ему алиби». В дверь постучали.