Шрифт:
— Полусферы влияния.
— Совсем весело. Провисание эрогенной зоны. На днях я попыталась посмотреть в зеркало на свой зад и увидела эти явные, несомненные складки. Может, поэтому у меня негибкая шея.
— В «Немо» делают очень хорошие сосиски.
— Слишком много острого красного перца. Фидель подбирается к Ребекке. Это делает ее пикантнее.
— А как вы думаете, какого цвета будут у них дети?
— Бежевого.
— Кофейного.
— Не слишком ли мы бесцеремонны?
— Совсем нет.
— Как хорошо она рассуждает!
— О господи, когда ты молода и красива, беда в том, что нет никого, кто бы помог тебе в должной мере это оценить. Когда мне было двадцать два года и, думаю, я была в самом расцвете, единственно, что меня тревожило, это оказаться в постели не хуже тех шлюшек, с которыми Монти жил в колледже, и угодить свекрови.
— Это как у богачей. Знают, что у них есть кое-что, и становятся все скупее, боясь, чтобы их не перехитрили.
— Не похоже, чтобы Даррила занимали такие мысли.
— А он на самом деле очень богат?
— Я знаю, что он еще не расплатился с Джо.
— Богачи всегда так. Держат свои деньги и наживают проценты.
— Обрати внимание, дорогая.
— Как можно не обратить внимания?
— У меня кончики пальцев сморщились от воды.
— Ну что, вылезаем, а то нашим амфибиям, может, уже пора откладывать яйца?
— Оки-доки.
— Идем.
Они тяжело, с плеском вылезали из воды: словно после химической реакции свинец превращался в серебро. Ощупью нашли полотенца.
— Где он?
— Может, спит? Я хорошо погоняла его на корте.
— Говорят, если потом не намазаться кремом, после определенного возраста вода не полезна для кожи.
— У нас есть притирания.
— Целые ведра притираний.
— Просто вытянись. Расслабилась?
— О да. Расслабилась.
— А вот и еще одна, как раз под грудью. Как крошечный розовый ротик.
Хоть в комнате и было темно, ничего не было странного в том, что женщины разглядели и такую малость, ведь зрачки у всех четырех расширялись, словно переливаясь в серую, ореховую, карюю и голубую радужки. Одна из ведьм ущипнула Дженнифер за ложный сосок и спросила:
— Что-нибудь чувствуешь?
— Нет.
— Хорошо.
— Стесняешься?
— Нет.
— Хорошо, — произнесла третья.
— Ну, разве она не мила?
— Да, мила.
— Просто подумай: «Плыву».
— Я чувствую, что лечу.
— Мы тоже.
— Всегда.
— Мы здесь с тобой.
— Потрясающе.
— Мне нравится быть женщиной, — сказала Сьюки.
— Ну и будь, — сухо ответствовала Джейн Смарт.
— Но я и в самом деле так чувствую, — настаивала Сьюки.
— Девочка моя, — говорила Александра.
— Ох, — слетело с губ Дженнифер.
— Нежней. Мягче.
— Райское блаженство.
— Я считаю, — со значением говорила по телефону Джейн Смарт, словно ей возражали, — слишком уж она обаятельная. Слишком скромная и слишком похожа на Алису в Стране Чудес. По-моему, у нее что-то на уме.
— Но что она может замышлять? Мы бедны как церковные мыши, к тому же у нас в городе дурная репутация.
Мыслями Александра все еще была в своей мастерской, рядом с наполовину заполненной арматурой двух летящих, держащихся за руки женщин. Ее не оставляло беспокойство: когда она набила фигуры пропитанными клеем комками бумаги, ей так и не удалось сообщить им ту же убедительность, что и маленьким глиняным фигуркам. Ее тяжеленькие малышки так надежно покоились на приставных столиках и каминных полках в шумных комнатах.
— А ты представь себе, — дирижировала Джейн. — Неожиданно она остается сиротой. В Чикаго она, очевидно, запуталась в делах. Их дом слишком велик, его трудно отапливать и трудно платить налоги. А поехать больше некуда.
Последнее время Джейн готова была отравить все, к чему бы она ни прикасалась. За окном на холодном ветру бесснежной зимы раскачивались коричневатые, как воробьи, ветки и пустая кормушка для птиц. Дети Споффорд были дома на рождественских каникулах, но ушли на каток, а у Александры выдался часок для работы, его нельзя было терять.
— А я думала, что Дженнифер приятное дополнение к нашей компании, — сказала она Джейн. — Мы не можем постоянно вариться в собственном соку.
— Мы также не можем уехать из Иствика, — к ее удивлению, сказала Джейн. — Разве не ужасно то, что случилось с Эдом Парсли?
— А что с ним? Он вернулся к Бренде?
— Вернулся, да не целиком, — был жестокий ответ. — В кусках. Он и Дон Полански подорвались в доме, когда пытались делать бомбы. — Александре вспомнилось его бледное лицо на вечернем концерте, последний взгляд, брошенный ею на Эда. Его аура окрасилась болезненным зеленым цветом, а кончик длинного гордого носа, казалось, еще больше вытянулся, и поэтому лицо сползло на сторону, как резиновая маска. Она тогда уже могла сказать, что он обречен. Грубый образ, подсказанный Джейн, «вернулся в кусках», — резанул Александру по сердцу, согнутая в локте рука поплыла в сторону вместе с телефонной трубкой и с голосом Джейн, а глаза и тело устремились сквозь оконный переплет, как сквозь сетку яйцерезки. — Его опознали по кончикам пальцев на руке, найденной среди обломков, — говорила Джейн. — По одной этой руке. Сегодня утром все это передали по телевидению. Удивляюсь, как это Сьюки тебе не позвонила.