Агата Кристи
Шрифт:
– Как Дейвид! – воскликнула Пилар.
– И Альфред похож на нее, – заметил Стивен.
– Наследственность – интересная вещь, – сказал Пуаро – Мистер Ли и его жена относились к совершенно различным типам людей. В общем и целом большинство детей в этой семье пошли в мать Посмотрите сюда, мадемуазель.
Он показал на портрет девушки примерно девятнадцати лет с золотистыми волосами и большими смеющимися голубыми глазами. Чертами лица она была похожа на покойную жену Симеона Ли, но в них были такие жизнерадостность и веселье, которые, по всей видимости, никогда не испытывала эта тихая и терпеливая женщина.
Щеки Пилар покраснели Девушка схватилась за длинную золотую цепочку, висевшую у нее на шее, вытащила медальон, и без слов поднесла к лицу Пуаро. То же самое смеющееся лицо юной девушки смотрело на него.
– Моя мать, – шепнула Пилар.
Пуаро кивнул. На другой стороне медальона был портрет симпатичного молодого мужчины с черными волосами и синими глазами.
– Мой отец! Правда, он необычайно красив!
– Да, конечно. У испанцев обычно не бывает синих глаз, не правда ли, мадемуазель?
– У тех, которые живут на Севере, иногда бывают. Впрочем, мать моего отца была ирландкой.
– Испанская, английская, ирландская и немножко цыганской крови, – перечислил Пуаро, смеясь. – С такой богатой наследственностью вы могли себе нажить множество врагов, сеньорита!
Стивен Фарр улыбнулся:
– Пилар перерезала бы любому врагу глотку, – так она сказала мне в поезде...
Он вдруг испуганно замолчал. Мрачный смысл собственных слов дошел до него, и у него перехватило дыхание.
Эркюль Пуаро попытался перевести разговор на другие, менее опасные темы.
– Мадемуазель! Я вынужден просить вас еще об одном! Не могли бы вы на время дать ваш паспорт? Это просто формальность, хоть и неприятная. Он нужен инспектору Сагдену... Полицейские инструкции, знаете ли, обременительные и глупые, конечно, но для иностранцев в этой стране необходимо. А по закону, разумеется, вы являетесь иностранкой.
Пилар подняла брови:
– Мой паспорт? Сейчас я принесу его вам. Он лежит у меня в комнате.
Пуаро последовал за ней, принося массу извинений:
– Весьма сожалею, что доставляю вам такие хлопоты. Действительно, очень сожалею.
Они дошли до конца длинного коридора. Оттуда вторая лестница вела на верхний этаж. Пилар преодолела ее в несколько шагов, Пуаро и Фарр следовали за ней гораздо медленнее. Комната Пилар была в конце лестницы. Она открыла дверь и крикнула:
– Сейчас я вынесу паспорт.
Пуаро и Стивен остались ждать. Молодой человек сказал немного смущенно:
– Весьма глупо было с моей стороны говорить то, что я ляпнул. Но она вроде бы не заметила, а?
Пуаро промолчал. Он склонил голову и, казалось, к чему-то прислушивался.
– Англичане очень любят свежий воздух, – сказал он минуту спустя – И это их свойство мисс Эстравадос, кажется, унаследовала.
Стивен Фарр изумленно уставился на него.
– Потому что сегодня, в этот довольно морозный зимний день – не то, что вчера, к примеру, когда было солнечно и тепло – она открывает окно, вот именно сейчас она это делает. Странно, что за страсть к свежему воздуху'?
Вдруг из комнаты послышалось эмоциональное восклицание, и Пилар появилась с выражением досады на лице и с натянутой улыбкой.
– Какая я бестолковая! – воскликнула она. – Бестолковая и неловкая! Мой чемоданчик стоял на подоконнике, а я так неосторожно рылась в нем, что паспорт выпал у меня из окна на улицу. Он лежит там внизу, на клумбе. Я сейчас его принесу.
Стивен собрался было сбегать за ним сам, но она решительно удержала его.
– Идите с мистером Пуаро в гостиную! Я принесу его туда.
Однако на лестничной площадке Пуаро вдруг сказал.
– Задержимся на минуту здесь Я хотел кое о чем спросить вас в комнате, где произошло убийство.
Они прошли по коридору, который вел к комнате Симеона Ли Когда проходили мимо ниши, в которой две мраморные нимфы, следуя благочестию викторианской эпохи, застенчиво придерживали свои ниспадающие складками облачения, Стивен Фарр пренебрежительно бросил:
– Отвратительно они выглядят при дневном свете! Вечером мне показалось, что тут стояли три женщины, но, к счастью, их всего две!