Сидя прыснул.

— Нет ничего сверхъестественного, просто сила научной мысли. Но АТМУ на данном этапе неважно для нас. Не могу, детка, объяснить принцип его работы, да и не хочу. Ты кто? Назови свое имя!

— Орангутангова Анжелика Фирсовна, — отрапортовала я.

Сидя ухмыльнулся:

— А в твоем паспорте указано: Обезьянкина Альбина Спиридоновна.

— Вы запомнили сведения, увидев всего один раз мой документ?

— Конечно, — кивнул Сидя. — И ты, деточка, вызвала у меня подозрения.

— Какие?

Исидор выпутался из пледа.

— Присаживайся. Знаешь, в шестьдесят восьмом в одной лаборатории со мной работал Владлен Мохов. Неплохой математик, крепкий специалист, но без азарта, божьей искры в нем не было. Все знали, что Мохов станет доктором наук, напишет пару монографий, а вот переворота в науке не совершит. Слишком он был суетный, лез в начальники, хотел денег, славы. А раньше в прачечных метку требовали.

— При чем тут прачечные? — изумилась я.

— Ты не перебивай, слушай! Если человек хотел сдать белье в стирку, следовало на него кусочек ленточки пришить с номером. Как сейчас помню: у нас был номер Л-четырнадцать семьдесят один. Метки заказывали тоже в прачечной. Однажды сдаю я белье, а тут входит Владлен и спрашивает у приемщицы: «Мне бирочка нужна, можно я слово напишу, без цифр?» — «Пожалуйста», — отвечает тетка. И Мохов сделал себе метку — «Великий». Так и сдавал белье много лет. Понимаешь?

— Смешно. Но какое отношение эта история имеет ко мне? — улыбнулась я.

Исидор кивнул.

— Хороший вопрос! Самое прямое. У тебя, деточка, на брелоке от ключа, ну того, которым ты машину заводишь, написано «Лампа Романова». Я подумал, что семья у вас большая, все родственники на машинах ездят, и вы, дабы утром в суматохе связки не перепутать, именные брелоки заказали. Так?

Что оставалось делать? Только признаться.

— Это Кирюшкина идея, — вздохнула я, — он нам на Новый год эти прибамбасы подарил.

Исидор вытянул руку, взял со столика древний альбом, перелистал страницы и ткнул пальцем в одно фото.

— Видишь здесь знакомого?

Я пробежалась взглядом по мужским лицам.

— Вот тут, в первом ряду. Вы совсем не изменились.

— А еще? Смотри внимательно! — настаивал Сидя.

— Папа… — прошептала я. — Вон там, седьмой слева, мой отец, Андрей Романов. Он здесь такой молодой! Но как… Откуда у вас снимок?

Исидор отложил альбом.

— Если прикидываешься другим человеком, нужно соблюдать осторожность. Любая мелочь может тебя выдать. Ты, увидев мою рубашку с перламутровыми пуговицами, обмолвилась, что такая имелась у папы. Меня твои слова удивили, ведь сорочки вручали узкой группе специалистов. В советские годы мода такая была — давать в награду вещи. Я проблем с одеждой не знал: то свитер всучат, то галстук… А на той конференции раздавали сорочки. Их специально сшили, в продажу они не поступали. Ограниченная партия, отличного качества, с пуговицами из натурального перламутра, таких больше ни у кого не было. Когда ты, увидев знакомую с детства вещь, не сдержала радостного возгласа, я сразу понял: девочка росла в семье кого-то из участников конференции, ну и спросил про твоего отца. И что услышал в ответ? Он, мол, шофер при генерале. Сразу понял — ты врешь! Откуда у водителя такая вещь? Полез в альбом, нашел снимок с той встречи: это еще одна традиция тех лет — непременно фотографироваться после завершения мероприятия, изучил фамилии на обороте, увидел «Андрей Романов», и головоломка сложилась. А теперь скажи: я не прав?

— Абсолютно точный вывод, — призналась я, — но вам просто повезло. Размышления по поводу шофера не совсем верны. Начальник мог подарить одежду водителю.

— Э нет, деточка, только не в годы тотальной нехватки хороших вещей, — ухмыльнулся Исидор. — В Советской стране существовала система талонов, карточек и распределителей. Любой мало-мальски нужный правительству человек был прикреплен к кормушке, куда не допускали простых смертных. До смешного доходило! В сорок девятом году меня поощрили ботинками, а я ношу тридцать восьмой размер обуви. Ну, получил квиток, отправился за обновкой, иду и мучаюсь: зачем мне штиблеты? Есть уже одна зимняя пара, а на лето сандалии. А вот у жены моей, Оли, туфли совсем прохудились. Пришел в магазин, протягиваю продавщице бумажку с печатью… И состоялся у нас такой диалог:

— Вашего размера нет, — сообщает продавщица.

А я удивленное лицо делаю:

— Просите, товарищ, вы мне что дать хотели?

Девица в ответ:

— Полуботинки на меху, мужские.

Я свою линию гну:

— Это талон на женскую пару обуви.

Девушка мне в нос документ сует:

— Смотрите, тут написано — Ринг, ботинки мужские.

— Ошибка вышла, — отвечаю ей. — Разве может у представителя сильного пола быть тридцать восьмой размер? В канцелярии перепутали!

Продавщица сначала нахмурилась, а потом согласилась.

— Верно, у нас таких размеров отродясь не было…

— Короче, она принесла мне чудесные ботинки для Олечки, на цигейке с пуговицами, самые модные! — завершил рассказ Исидор. — Жена плакала, когда я ей их презентовал. Ну никак не отдал бы генерал такую рубашку водителю, не тот у нас менталитет был!

— Слава богу, что теперь времена распределителей и талонов прошли, — вздохнула я. — В советские времена было много странного. Вот, например, те же снимки с конференции. Ведь все запечатленные на них люди работали на оборону?

— Верно, — подтвердил Исидор.

— Значит, они были засекречены?

— В той или иной степени да.

— Но ведь карточки могли попасть в чужие руки!

Исидор нахмурился.

— Их никому не показывали, хранили в личном архиве. Хоть ты, конечно, права, было много глупостей. Ну, допустим, едешь по провинции, шоссе разбитое, колдобина на колдобине, и вдруг ответвление от основной магистрали, знак «кирпич», шлагбаум, рядом будка с солдатиком и шикарная трасса, уходящая в чащу, асфальт свеженький, словно его утром положили. Что там, в лесу, а?