Шрифт:
Он медленно пошел в обход стола, и честно говоря, его движения показались мне хищными, но глаза Калеба говорили об игривости. Я сорвалась с ног и побежала в направление его комнаты, но Калеб был быстрее и проворнее меня, и хотя честно пытался дать мне фору, слишком уж быстро догнал возле дверей в комнату. Что делать — таковы были его инстинкты!
Он подхватил меня на руки, точнее говоря, перехватил, и я даже не успела заметить, как вдруг оказалась на его руках. Мы кубарем ворвались в комнату-мастерскую, и от смеха я даже не могла разобрать, что он говорит.
Мы валялись на полу несколько минут, и я все еще приходила в себя от детской гонки устроенной Калебом. Быть ребенком в понимании Калеба, это оказывается не так плохо. Сердце понемногу вошло в нормальный ритм, и отдышка почти прошла, а Калеб лежал, вовсе не двигаясь, словно неживой, хотя о нем правильней сказать немертвый. Я бесцельно водила рукой вдоль его плеча.
— Я говорила, что люблю тебя?
— Сегодня еще нет, — мягко ответил Калеб. Когда мы говорили о наших чувствах, его лицо всегда смягчалось.
— Тогда я люблю тебя. — я улыбнулась в ответ, в его глазах зажглись знакомые мерцающие искры. — Ты еще помнишь о своих словах о Единении?
— Как я могу забыть, тогда мы поссорились, — Калеб огорчился, но всего на мгновение, и, придвинувшись ко мне, уткнулся лицом между моим плечом и подбородком. — Я и дальше думаю о том, что между нами не просто любовь.
— Я знаю…точнее говоря, я понимаю это теперь намного лучше, чем раньше, чем в прошлом году.
— Я хотел бы в это верить, просто пока что ты такая маленькая…наивная, слово любовь тебе ближе.
— Ты хочешь сказать пока я еще человек?
Эти слова заставили Калеба посмотреть мне в глаза.
— Да, пока ты еще человек, тобой все воспринимается по-другому, и я никак не могу понять, почему ты выбрала меня.
Ну, зато я могла понять, как и множество других девушек.
— Об этом мы тоже никогда толком не говорили.
— О чем? О том, почему ты выбрала меня?
Я осуждающе посмотрела на Калеба.
— Нет, о том, когда я перестану быть человеком.
— Я ждал, когда ты сама захочешь поговорить. Мне все кажется, что это именно я толкаю тебя на этот шаг.
Вот так всегда. Калеб вечно видит только какую-то свою вину.
— Нет, не ты всему виной, и сам прекрасно знаешь, это желание довольно таки старое. Просто разве тебе не интересно, что я думаю на этот счет?
Калеб наклонился над моим лицом и принялся рассматривать так, будто бы видит впервые. Я смутилась под таким взглядом. Мне все казалось, что он когда-нибудь разглядит всю мою неприглядность и серость.
— Меня интересует все, что касается тебя. И особенно этот вопрос меня интересует больше остального, пока что.
— И тогда какие твои варианты?
— Не думаю, что хочу гадать по этому поводу.
— Хорошо. Я думаю, к годам девятнадцати я буду достаточно взрослой, чтобы принимать такие решения.
— Три года быстро пролетят, — это все что сказал мне Калеб. И я так и не поняла, что он имел ввиду.
— Думаю нужно наведаться к Еве, — спустя довольно много времени сказала я. Калеб не отвечая, поднял меня на ноги и поправил одежду и волосы, словно мы лежали не на чистом полу, а на сухой траве.
— Пойти с тобой?
Он держал меня за плечи, и смотрел мне в глаза, можно подумать я бы отказалась от его компании, если бы мне не нужно было поговорить с Евой наедине.
— Нет. Но скажи мне еще раз, Грем хоть что-то говорил о Еве?
Калеб вздохнул, от чего мое сердце затрепетало быстро-быстро, его глаза налились странной тяжестью и темнотой, он не очень хотел говорить о Греме и Еве, возможно сейчас Калеб хотел бы просто побыть со мной — но меня было уже не остановить, и он это знал. Я решилась ввязаться в этот треугольник, и хоть что-то изменить — Калеб решил не мешать.
— Со мной нет — она ведь мой друг, а он мой отец, который еще недавно искал Патрицию, как помешанный, ему неловко — и я сомневаюсь, что он и сам готов признать то, что Ева ему нужна. Рейн пойми, с Гремом в некоторой степени, труднее даже чем с Пратом — он замкнутый, не смотря на его веселость и добрый нрав.
— Да уж, я заметила. Странно, что они с Евой вообще друг другу понравились.
Я стояла будто на распутье — с одной стороны, я чувствовала, что не имею права диктовать что-то Грему, или распытывать его о Еве, а с другой стороны, понимала, что его бездеятельность толкает Еву в объятья Прата — и это будет просто ужасно. Мне ни в коем случае нельзя сидеть, сложа руки. Как же они меня все достали! Калеб мне сочувствовал, но не собирался подаваться моим провокациям — и решил предоставить им троим решать самим, зато Калеб не мешал мне лезть в это дело. В очередной раз, посмотрев в серебристо-серые глаза, я хотела было плюнуть на всех и остаться сегодня с ним. А вот совесть не позволяла мне этого сделать — я в некотором смысле была ответственна за Прата.