Шрифт:
Глаза у Тео были отсутствующие, весь он в какой-то дальней мечте. Он протянул руку, взял одно коричневое яйцо и положил себе в карман.
Потом он поглядел на Полл и увидел, что она смотрит на него и глаза у нее изумленные, круглые. Тео по-дурацки улыбнулся, а она прикрыла рот ладошкой, чтобы не хихикнуть; он почувствовал, как лицо у него наливается жарким румянцем. А женщина, хозяйка лавки, улыбнулась этим двум симпатичным и красивым деткам:
– Все взяли, ничего не забыли?
– Все, - сказала Полл.
– Все, все, спасибо!
– А потом громко и сварливо, будто старая суматошная бабушка: - Да куда же он подевался, этот Джонни? Ах, вот ты где, несносный ты поросенок! Тео, пошли. Да шевели же своими неповоротливыми ногами, мы не можем проторчать здесь целый день!
И направилась самым размашистым шагом вдоль мощенной булыжником дорожки. К церкви, потом через ворота на паперть. Она остановилась, только когда достигла плоской каменной плиты, известной всему городу как Солдатская могила, хотя надпись на ней настолько стерлась, что уже не разберешь, кто под ней похоронен. Полл опустилась на плиту, отдуваясь и обмахивая себя ладошкой. Тео и Джонни подошли к ней.
– Впервые, - проговорила она, все еще изображая старую бабушку, в первый раз в моей жизни! Клянусь!..
– Мне дурно, - сказал Тео, - но и смешно в то же время.
– Тогда тебе лучше присесть. Только смотри на яйцо не сядь.
Тео сел. Достал из кармана яйцо и уставился на него, будто в первый раз в жизни видел нечто подобное.
– Ей-богу, я не знаю, почему я это сделал, - сказал он.
Судя по голосу и по всему его виду, он был настолько сам удивлен, что Полл рассмеялась. А он, поглядев на нее, тоже начал смеяться. И вот, схватившись за животики, они тряслись, не в силах совладать со смехом, а Джонни сидел и смотрел на них, его умные глазки-щелочки поблескивали.
Люди, шедшие через церковный двор, видели, как двое младших Гринграссов сидели рядышком на Солдатской могиле и помирали от смexa, а их ручной поросенок наблюдал за ними, склонив голову набок и будто недоумевая: мол, что тут такого смешного? Прохожие тоже удивлялись и улыбались, но один человек остановился. Он шел за ними от самой площади и теперь стоял в сторонке, руки в карманы, задумчивость на лице. Когда Полл и Тео немножко приутихли, он выступил вперед, ударив при этом ногой по камешку, который упал возле правого башмака Тео, подняв фонтанчик пыли.
Тео поднял голову.
– А я сомневаюсь, что вашей тетке Саре это покажется таким же смешным, - сказал Багг.
Полл и Тео сидели притихшие. Ной печально покачал головою.
– Обворовать, - проговорил он, - обокрасть бедную рыночную торговку - чего тут смешного?!
– Не понимаю, о чем ты толкуешь, - сказал Тео.
Ной засмеялся. Галки, хлопая крыльями, снялись с черных деревьев и закаркали у них над головой. Полл и Тео глянули друг на друга. Потом на Ноя. В его бледно-зеленых глазах, вокруг зрачков, можно было различить темно-зеленые крапины, а рыжеватые брови у него на удивление жесткие, кустистые, будто принадлежали взрослому мужчине, а не мальчику. Тео сказал, разглядывая собственные башмаки:
– Всего одно яйцо.
– Одно или дюжина - какая разница?
Ной спрашивал так, будто его это действительно интересовало. Тео потоптался в пыли, а Джонни, сидевший на заду, поднялся - видно, решил, что самое время идти домой.
Глаза-крыжовины Ноя глядели куда-то вдаль:
– Мы, конечно, можем спросить об этом у мисс Гринграсс. Уверен, это как раз тот вопрос, который ее интересует. (Тео вздохнул при этих словах.) Я хочу сказать, что именно этим она весь прошлый год нас пичкала в воскресной школе. То про библию, то про эту самую, как она ее называет, м о р а л ь - врать, красть и всякое такое. Не ручаюсь, что ей понравится, если я задам ей похожий вопросик про ее родного племянничка.
– Он глянул на Тео, глаза блестящие, злющие.
– Моя мать говорит, что ваша драгоценная семейка много о себе понимает. Будто вы на вершок лучше нас всех.
Тео поднял голову:
– Ну и скажи все это моей тетке. Давай, действуй. А то я сам ей скажу. Мне все равно.
– Он встал и спокойно улыбнулся Ною, а тот отступил на шаг, его странные тяжелые брови сошлись.
– Пошли, сестренка, нам пора. Ты простудишься, если мы здесь еще посидим.
Полл затрясла головой, не в силах произнести ни слова. Она вся дрожала, но не от холода. Все, что было ей говорено в эти последние месяцы, что долетало до ее слуха, чего она не понимала или не принимала вовнимание, - все вдруг сошлось в ее уме и наполнилось ужасающим смыслом. Они живут на иждивении тети Сары, и, пока отец не вернется домой или пока он не разбогатеет в Америке, пока не пришлет им денег, им следует быть благонравными. Иначе тетя Сара решит, что нечего ей им помогать, и они окажутся в работном доме. А у тети Сары такие высокие понятия о том, что хорошо и что плохо. Она говорила, что своровать всегда грешно, даже конфетку, даже булавку какую-нибудь...
Полл сказала:
– Но ей это не все равно, тете Саре, совсем не все равно, очень даже не все равно!
Тео мотнул головой и нахмурился, будто давая ей понять, что они ото всего отопрутся как-нибудь, только бы Ной поверил, что они не испугались, - тогда он, наверное, ничего и не сделает; ведь он их только дразнит, а назавтра он и сам побоится пойти к тете Саре и наябедничать...
Но Полл тоже боялась, притом сейчас, нынче. Она вскрикнула: