Шрифт:
— Лучше давай подумаем, что делать,— предложил Саймон.
Поскольку он был выше Мэри, то ему, естественно, было более неудобно под кабиной. Вылезал он, упираясь в землю локтями и пятясь назад. А Мэри, оставшись с мальчиком наедине и убедившись,что Саймон не услышит ее и не будет смеяться, сказала тихо:
— Я не хотела сделать тебе больно. Или напугать тебя. Я просто не подумала, что делаю.
Он тотчас перестал дрожать, словно понял ее.
— Как тебя зовут? — быстро спросила она и, показав на себя, сказала: — Меня зовут Мэри.
Но мальчик молча смотрел на нее, а потом вдруг начал плакать. Из его сливовых глаз по крыльям носа бесшумно бежали слезы, блестящие и густые, словно капли ртути. Будто из сломанного градусника, подумала Мэри.
Саймон уже давно вылез из-под кабины и звал ее.
— Не плачь, — сказала Мэри, — и не бойся. Я вернусь. Я обязательно приду.
Саймон, по-видимому, был прав, утверждая, что мальчик не понимает по-английски, а потому, стараясь успокоить его, добавила нараспев, словно он был дикое животное или младенец:
— Я тебя в беде не оставлю.
Ей хотелось обнять его и крепко прижать к себе. Такой он был маленький, такой худенький...
— Мэри... — еще раз позвал Саймон, и она выползла из-под кабины.
— Я купил ему леденец,— сказал Саймон.— Услышал, что проезжает тележка со сладостями, и купил.
Мэри смотрела на него сощурившись, потому что после тьмы под кабиной свет на берегу был слишком ярким.
— Пусть поймет, что мы ему не враги.
Леденец был завернут в бумагу. Мэри снова залезла под кабину и кинула его мальчику. Он перестал плакать и с минуту смотрел на нее, а потом, протянув коричневую руку, схватил леденец, развернул его и откусил кусок, так и не отрывая глаз от ее лица.
— Ешь,— посоветовала Мэри.— Леденец вкусный.
Он откусил еще кусочек, и его вырвало. Мэри, зажав нос, выползла из-под кабины.
— Его вырвало,— объяснила она.— Пахнет жутко.— Ей показалось, что и ее вот-вот вырвет.— Что нам делать?
— Я об этом и думаю,— ответил Саймон. И помолчав, добавил: — Но пока еще ничего не придумал.
— Ему нужно умыться,— сказала Мэри и, взяв из кабины ведро, пошла к морю.
Ярко-красное солнце уже совсем спустилось к горизонту, и прохладный ветерок ворошил воду. Мэри набрала полное ведро.
— Давай побыстрее что-нибудь придумаем. Иначе он простудится, если пробудет там всю ночь.
— Слушай, вылезай! Мы тебя не обидим! — наклонившись, крикнул Саймон.
— Он, наверное, боится тебя,— сказала Мэри. Саймон выпрямился.
— Вполне возможно. Позови его ты. Ты девочка и меньше меня, может, он не будет так бояться.
— Сейчас,— ответила Мэри.— Только сначала надо решить, что с ним делать.
«Может, взять его домой?» — подумала она, но тотчас отказалась от этой мысли. Тетя Элис становилась, по выражению дедушки, «сама не своя», если кто-нибудь приходил просто к чаю.
— А ты не можешь взять его к себе? —спросила Мэри.— У вас полно народу. Никто и не заметит, если станет одним больше.
— Нет,— ответил Саймон.— Мой папа служит в полиции.— И он покраснел, словно ему было стыдно в этом признаться.
— Ну и что? Когда я сказала тебе про грабителей, ты назвал меня балдой.
Саймон покраснел еще больше.
— Правильно. Невежественная ты балда. Он нарушитель закона, но не вор. Он нелегальный иммигрант.