Шрифт:
Мэри еще больше нахмурилась. «Когда я засыпаю, она, как вор, пробирается ко мне в комнату, вынюхивает и высматривает...»
— Тетя Элис, пожалуйста, не заходите ко мне в комнату, когда я уже в постели,— попросила она.
Тетя Элис так обиделась, что Мэри даже стало ее жаль.
— Я хотела сказать... Мне немного боязно, когда я лежу и сплю, а вы потихоньку входите и смотрите на меня.
В наступившей затем тишине стало слышно, как заурчал желудок тети Элис.
— Я вовсе не хотела тебя пугать. Только убедиться, что все в порядке...— И вдруг окинула Мэри внимательным взглядом.— А я и не подозревала, что ты такая пугливая.
— А я и не пугливая.— Мэри пыталась догадаться, что она должна была бы чувствовать, если бы была пугливой.— Просто в темноте все выглядит по-другому. И одежда, брошенная на стул, и вешалка на двери. А когда спишь и дверь отворяется, то понятия не имеешь, кто войдет...
— Ладно, больше не буду входить,— улыбнулась тетя Элис.— Я в детстве тоже, между прочим, боялась темноты. У меня была няня, которая, когда я капризничала, запирала меня в чулан под лестницей. Там было темно, как под землей.
— А почему вы ей позволяли? Я бы начала кричать изо всех сил,— сказала Мэри.
— Она говорила, что там сидит крокодил, который, если я хоть раз пискну, съест меня в один присест,— вздохнула тетя Элис.
«Что еще ждать от тети Элис,— подумала Мэри,— если она такая глупая?» Мысль эта, должно быть, отразилась на ее лице, потому что тетя Элис поспешно добавила:
— Я, конечно, знала, что никакого крокодила там нет. Так же, как тебе известно, что это — одежда, а то — вешалка, и ничего больше. Вот почему я всегда оставляю для тебя свет на площадке лестницы.
Переход к свету на площадке от крокодила в чулане показался Мэри несколько странным, но он дал ей пищу для размышления. Когда она чуть позже подошла пожелать дедушке и тете Элис спокойной ночи, она поцеловала не только дедушку, но и тетю. До сих пор она старательно этого избегала, ибо ей ненавистно было прикосновение к очкам тети Элис и жестким волоскам у нее на подбородке. Но теперь она ткнулась носом прямо в холодную оправу очков и укололась о волоски, не испытывая никакого чувства отвращения. Тетя Элис прямо вся засветилась от радости.
— Какая честь! — звонко рассмеялась она.
— По-моему, пугать ребенка крокодилом жестоко,— заметила Мэри и торопливо попятилась назад, чтобы тетя Элис не могла поцеловать ее еще раз.
— Крокодилом? Каким крокодилом?—встрепенулся дедушка, но тетя Элис только снова рассмеялась и сказала, что это их с Мэри тайна и что «смотри, как уже поздно!». Разве дедушка не собирается смотреть по телевизору старый военный фильм «Гибель Бисмарка»? Еще утром дедушка упомянул, что хочет посмотреть эту картину.
Она говорила более возбужденно, чем обычно. Конечно, раздумывала Мэри, поднимаясь к себе в спальню, тетя Элис никогда не рассказывала дедушке про няню и крокодила, и ей неприятно, если он сейчас об этом узнает. Она боится, что он начнет укорять себя за то, что нанял ухаживать за своей дочерью такую отвратительную женщину. Этим, во всяком случае, можно было частично объяснить волнение тети Элис. А кроме того, она, по-видимому, стыдилась того, что давным-давно забытый случай до сих пор имеет для нее значение.
Мэри даже удивилась тому, как быстро сумела во всем разобраться. Она не просто догадывалась — она не сомневалась в том, какие чувства испытывает тетя Элис. Словно читала их волшебным глазом.
Точно так же она не просто предполагала, а была уверена, что тетя Элис больше никогда не заглянет в ее спальню. И не потому, что обещала этого не делать, а потому, что девочкой сама боялась, когда к ней заглядывали.
Тут Мэри испытала угрызения совести, но всего лишь на минуту. Некогда было размышлять про тетю Элис. Мэри обещала Саймону встретиться с ним в девять часов, а сейчас уже было около девяти.