– Да ладно, не бери в голову. Просто раньше я была жирная и совершенно нищая. Когда у тебя день рождения? – Люк говорит ей, и она записывает дату в «деньрожденскую» книжку. – Адрес какой? О, точно, я это уже знаю. Телефон?

Люк сообщает ей номер.

– Впрочем, я всегда торчу в Интернете, – говорит он. – Ни у кого не выходит до меня дозвониться. Хочешь еще мой электронный адрес?

– Хм… Ну давай. Вообще-то я еще толком не разобралась с электронной почтой. – Шантель сосредоточенно хмурится, переписывая адрес в книжку. – Так что там за «долгая история»?

– А?

– Ты сказал, что чувствовал себя экспонатом в кунсткамере.

– Да. – Люк вздыхает. – Ох, просто раньше сюда приходили толпы народа – только чтобы поглазеть на меня, будто я зверушка в зоопарке. – Люку кажется, что больше всего он похож на зверушку в зоопарке, хотя что это такое, ему непонятно, как и все во внешнем мире. – Я не имею в виду тебя, ничего подобного – ты моя новая соседка, – но сюда то и дело приходят и задают мне бесконечные дурацкие вопросы – мол, какова моя жизнь.

– Значит, к тебе ходит много народу?

– Да, порядочно. Может, в последнее время и меньше, но несколько лет назад эта комната буквально кишела… – Люк пытается подобрать слово. На американском сленге это «торчки», но есть же английское выражение, которое любят Джули с Шарлоттой? О да. – Кишела наркошами.Понимаешь, эти люди слышали обо мне в каком-нибудь пабе или где еще и приходили сюда, выкуривали тонны дури, смотрели фильмы Чича и Чонга [29] – которые, кстати, были мне абсолютно непонятны, – а потом разглагольствовали о смысле жизни и о том, каково это – быть таким, как я, и первые несколько раз это было забавно, но потом достало – не приведи господь.

Шантель смеется.

– А ты тоже укуривался?

– Нет, – говорит Люк. – Мне нельзя. Аллергия.

– Выходит, ты сидел взаперти дома с толпой нар-кош и был вынужден смотреть Чича и Чонга на трезвую голову? Ужас какой. Я даже не подозревала, что люди до сих пор смотрят Чича и Чонга. Я думала, эти фильмы – типа как пережитки юности моей мамаши.

– Как это ни печально, люди их смотрят до сих пор.

– Бедняжка. Ты… Ой, наверно, этот вопрос прозвучит как-то странно, и если я обнаглела, то ты мне так и скажи, но часто ли ты занимаешься сексом в своем заточении?

Люк смотрит на Шантель и пытается понять, к какому типу относится вопрос – «мне-просто-любопытно» или «я-собираюсь-на-тебя-наброситься». Лицо у нее открытое, будто никакого подтекста тут нет.

– Да. Мне хватает, – говорит Люк. – Это никогда не было большой проблемой.

Она на него не набрасывается.

У Люка такое ощущение, что Шантель еще много о чем хочет его спросить, и он не против поговорить об этом: он бы ответил на ее вопросы, а потом задал ей свои – о девушках вообще и о том, где, по ее мнению, он раньше допустил ошибку и как ему теперь разобраться во всей этой ситуации с Лиэнной. Но теперь, когда он заикнулся о том, что чувствует себя экспонатом в кунсткамере, Шантель, наверное, боится его расспрашивать. Как бы то ни было, больше она вопросов не задает и вместо этого просит показать ей кое-какие сайты в Интернете.

Лиэнна пытается найти кого-нибудь, кто спел бы с ней дуэтом «Летние ночи» из фильма «Бриолин». [30]

– Все, я уебываю отсюда, – говорит Дэвид.

– Я тоже, – подает голос Шарлотта. – Хватит с меня караоке. Джул?

– Ага. Попрощаюсь только с Никки. Пойдем к Люку?

– Это тот парень, у которого аллергия на солнце? – спрашивает Дэвид.

– Да, – отвечает Джули.

Дэвид направляется к двери.

– Заметано, – бросает он.

Когда Джули, Шарлотта и Дэвид приходят к Люку, там сидит Шантель. Она вся такая здоровая (Джули не часто описывает людей этим прилагательным, но Шантель буквально светится от здоровья), загорелая и подтянутая. Ее длинные блестящие волосы (цвет – как у шерсти Лабрадора шоколадной масти), заплетены в две косички, сбегающие на грудь. На ней длинная юбка и топик с капюшоном и скейтбордистским логотипом; на полу валяются синие кроссовки с двумя белыми полосками по бокам. Спереди на топике – маленький карман, как сумка у кенгуру, и Шантель сидит, засунув туда руку и свесив с кровати скрещенные ноги. Она потягивает пиво из банки.

Фон создает Люков телевизор, как обычно, включенный, но без звука. Идет то ли «Евротрэш», то ли «Неизвестная Ибица» – Джули не может определить, что именно. Она различает на экране лишь пару увесистых сисек.

– Ты, наверное, Джули, – говорит Шантель.

Джули улыбается.

– А ты, наверное, Шантель.

– Да. Только зови меня Шан.

– Я тащусь от твоей юбки, – сообщает Шарлотта Шантель. – Это же…

– Да, это «Хуч», – соглашается Шантель. – Клевая, правда?