– Да, – отвечает она. – Не хочешь заглянуть ко мне, покурить?

– С удовольствием, красавица, – ухмыляется он.

Когда Дэвид и Шантель уходят, Шарлотта и Джули укладывают Люка в постель.

– Умотался парень, – шепчет Шарлотта.

– Знаю, – голос у Джули задушенный.

– Эй, подруга? Что с тобой?

Джули вытирает глаза.

– Не волнуйся за меня.

Шарлотта обнимает ее за плечи.

– Эй. Ну же.

– Ты даже не представляешь, какая я глупая и ни на что не способная, – говорит Джули.

– Почему? О боже. Пойдем, провожу тебя домой.

– В любом случае тебе придется у меня заночевать, – говорит Джули. – Уже очень поздно.

– Да, и ты мне все-все расскажешь.

– Я так за него беспокоюсь, – говорит Джули, глядя на Люка.

Шарлотта смотрит тоже.

– Я знаю, – она притягивает Джули к себе и обнимает, гладя ее волосы.

– Я скучала по тебе, – говорит Джули.

– Я по тебе тоже.

Когда они выходят, Джули вспоминает, что нужно включить очистители воздуха, чтобы избавиться от малейших намеков на табачный дым в Люковой комнате.

Уже почти шесть вечера, и Джули, по идее, пора домой, но почти никто из работников вечерней смены так и не появился в «Крае». Весь день все болтали о крупном крушении поезда, произошедшем вчера в Хэтфилде, но теперь всеобщее внимание привлекла критическая нехватка персонала. Сегодня среда, и по средам в «Крае» обычно затишье, но по какой-то никому не понятной причине клиенты все звонят и звонят, заказывая столики на вечер.

– Вот ведь жопа, – говорит Хизэр.

– Господи Иисусе, мать твою за ногу, – говорит Оуэн.

– Может, снова позвонить Стюарту? – спрашивает Хизэр.

– Да, – говорит Оуэн. – Скажи, если не явится, он уволен.

– Я не могу этого сделать. Это противозаконно.

– Да мне насрать.

Стюарт обычно вкалывает шеф-поваром по вечерам в выходные.

– Я не останусь, – шепчет Дэвид Джули. – Пошли они на хер.

Все четверо толпятся у стойки, из-за которой клиентам отпускаются блюда на дом. Хизэр уходит в офис – видимо, звонить.

– Похоже, для вас двоих вечер будет долгим, – самодовольно ухмыляется Оуэн.

Дэвид идет в подсобку. Джули следует за ним.

– Ну все, это свинство меня заебало, – говорит Дэвид.

– Неужели они ждут, что мы останемся? – возмущается Джули. – Мы же тут весь день были.

И денек выдался дерьмовый. Хизэр снова прицепилась со своими курсами менеджмента и все твердила, что не понимает, почему Джули не в восторге. И еще звонил Люк, что было странно. Позвонил и сказал, что у него есть какой-то план. К нему пришла Шарлотта, и они придумали план, но какой план – Люк не сказал. Джули устала. Ночью она совсем не спала. Она рассказывала Шарлотте о панике, страхе, Люке и «Крае»; Шарлотта то и дело тянула «м-м-м», и Джули скорее замаралась, чем очистилась своими признаниями. Только потом она вспомнила, что никогда не хотела открывать Шарлотте, какой бардак царит в душе; что Шарлотта как раз придавала ей некоторую нормальность, поскольку считала, что она, Джули, нормальная и – невероятно! – по-своему клевая.

– Мне как-то нездоровится, – вдруг говорит Дэвид.

– Что тебя беспокоит?

– Не знаю. – Он садится на пластмассовый стул.

– А что говорят доктора?

– Что скоро придет моя очередь.

– Очередь что делать?

– Да не знаю я.

Входит Оуэн.

– Вот вы где! Что ж, если вы двое собирались сегодня домой, можете об этом забыть. – Он смеется. – Ладно, выше нос. Все не так уж плохо. Джули, тебе придется взять секции С и D. Скоро придет Ферн – она возьмет А и В. Не идеально, конечно, но придется так.

– Ферн не потянет две секции, – спокойно говорит Джули.

Обычно две официантки обслуживают одну секцию, состоящую примерно из десяти столиков, за каждым из которых сидят от двух до десяти человек. Оживленными вечерами секция – это 20–30 человек, дружно требующих еще стакан выпивки, другой сорт чесночного хлеба или чистую вилку, интересующихся, почему им не несут пиццу и почему у грибов с чесноком внутри лед. Оживленными вечерами официантке приходится принимать заказы у одних клиентов, подавать счет другим и одновременно успевать протирать и заново накрывать столики. Джули – единственная официантка в «Крае», способная в одиночку справиться с целой секцией. Две – это будет просто кошмар. Мысленно, и сама того не желая, она обдумывает стратегию. Они с Дэвидом могли бы все записывать, а не использовать компьютеризованные кассы… Это ускорило бы процесс. Или… Джули устала. Ее мозг отказывается работать. Она весь день предвкушала, как пойдет домой.

– Ты можешь ей помочь, – говорит Оуэн.

– Джули не сможет обслуживать две секции и помогать Ферн, – возражает Дэвид.

– Ей придется.

– Почему? – спрашивает Дэвид, вставая. – Почему это ей придется?

Атмосфера в комнатке резко меняется. Нельзя открыто задавать менеджерам и начальницам смены подобные вопросы. Разговоры в «Крае» обычно представляют собой вихрь из самоуничижительных шуток, добродушного ворчания, жалоб на жизнь и просто зубоскальства. Здорово здесь работать, а? В выходные? Удача мне потребуется. А некоторых все устраивает. Хизэр стоит поглядеть, как Фил делает салат – он так много выкидывает. Все, Оуэн, я ухожу – да нет, шучу! В пятницу вечером? Ты стебешься, что ли? В пятницу вечером у моей сестры девичник. Ну, если правда больше некому.В «Крае» ты никогда ни у кого не спрашиваешь, почему все так, как оно есть, – тебе это не положено; ты существуешь только затем, чтобы выполнять свою работу, и ты знаешь, что работа эта довольно дерьмовая, но если все дружно посмеются, все будет зашибись. И, в конце концов, только дети, хиппи, студенты и неудачники спрашивают «почему». Это общеизвестно.