«Вы говорите, что именно Татьяна Афанасьевна велела вам влить Яну Казимировичу содержимое пузырька, о котором вы думали, что это новейший американский медикамент. Но Татьяна Афанасьевна утверждает, что не говорила с вами ни о лекарстве, ни о чем-либо ином!»

Подлинную сенсацию вызвало выступление в суде молодой вдовы. Вся в черном, в огромной шляпе с густой вуалью, она заняла свидетельское место и тихим, глухим голосом дала показания. В зале царила совершеннейшая тишина, и, когда кто-то посмел кашлянуть, на него тотчас зашикали и зашипели. Свидетельница держалась из последних сил, было видно, что тяжелейшим ударом для нее стали как смерть мужа, так и разглашение интимных деталей его, увы, не самого джентльменского поведения. Защитник девицы Птицыной пробовал было подвергнуть сомнению высказывания вдовы, но тут не выдержал и сам судья, запретив оказывать на Татьяну Афанасьевну психологическое давление.

Под конец молодая вдова, к которой все в зале прониклись глубокой симпатией и христианской жалостью, сказала:

– Я горячо любила своего мужа и горячо люблю его до сих пор. Его смерть для меня подлинный кошмар, который, я уверена, будет преследовать меня до конца дней моих...

Многие из дам, находившихся в зале, вытирали слезы платочками. Да и кое-кто из представителей сильного пола тоже не мог сдержать эмоций – такой беззащитной, кроткой и сломленной выглядела Татьяна Афанасьевна Беспалова-Левандовская.

Бесспорно, и присяжные были пленены ее минорным шармом, поэтому, удалившись на совещание, они вернулись спустя всего двадцать минут. Решение, оглашенное судьей, не произвело сенсации – вынеси присяжные иной вердикт, их наверняка бы растерзали. «Девица Птицына признана виновной в преднамеренном убийстве Я.К. Левандовского», – оповестили газеты империи экстренными выпусками.

Приговор, назначенный судом, гласил: двадцать пять лет каторги. Варвара Птицына, услышав сии грозные слова, потеряла сознание, однако мало кто сомневался, что это последняя уловка преступницы, желавшей возбудить к себе жалость. Прямо из здания суда Птицыну увезли в тюрьму: она пыталась сопротивляться, кричала, что невиновна, закатила истерику, но ничто не помогло – дюжие охранники легко справились с отравительницей и запихнули ее в тюремную карету, доставившую Птицыну в Кресты, откуда ей предстояло по этапу отправиться в Сибирь.

Татьяна обвела взором четырех мужчин, замерших, как гончие псы, и ожидавших одного – ее подписи. Женщина позволила себе немного пощекотать им нервы и заставить ждать – в конце концов, ее фамилия Беспалова. Вернее, Беспалова-Левандовская, и Татьяна с большим удовольствием отказалась бы от второй составляющей, однако такова ее судьба – носить фамилию человека, который ее не любил, человека, который пытался убить ее, человека, который вообще-то и не был Яном Левандовским.

Четверо мужчин внимательно следили за молодой женщиной, облаченной во все черное, с лицом, скрытым густой вуалью. Наконец Татьяна поставила подпись под договором, затем под дубликатом. Один из мужчин вскочил с кресла и заявил:

– Татьяна Афанасьевна, это поистине легендарный момент! Заводы вашего батюшки... вернее, я хотел сказать, ваши заводы начнут производить с лета грядущего года танки новейшей модели...

Татьяна поднялась, вслед за ней вскочили с кресел и ее гости, представители военного министерства. Раньше всем занимался ее супруг, вернее, тот человек, которого она таковым считала. Но Яна больше не было в живых, она убила его, хотя и руками несчастной Варвары Птицыной.

Нажав на скрытую кнопку звонка, Татьяна дала прислуге знак, что настал момент сервировать шампанское. Минутой позже дверь библиотеки распахнулась, показалась молоденькая служанка, которую взяли на место Варвары. Она осторожно поставила серебряный поднос на стол, поклонилась и исчезла столь же бесшумно, как и пришла.

После того как гости откланялись, Татьяна, чувствуя резкую головную боль, покинула библиотеку и поднялась в покои, где гувернантка-француженка возилась с Пашуткой. Стоя около приоткрытой двери, Татьяна видела мадемуазель, читавшую с мальчиком жюль-верновское «Путешествие к центру Земли». Надо же, как быстро летит время – сыну скоро исполнится пять! И он часто спрашивает, где его отец, так как Татьяна до сих пор не решилась сказать ему, что Ян умер.

Головная боль усилилась. Татьяна прошла к себе в спальню, вынула из шкатулки несколько капсул, положила их в рот и запила водой. Постепенно боль отступила. Татьяна знала, что не должна злоупотреблять болеутоляющим, однако самое ужасное, что при помощи этих капсул она может заглушить физические, но никак не душевные мучения. Врачи сказали, что боль станет ее постоянным спутником и ей придется жить вместе с ней. Однако она выдержит, потому что другого выхода у нее нет, потому что у нее имеется сын, потому что, черт побери, ее фамилия Беспалова!

Татьяна вынула серебряный ключик, который носила на цепочке вокруг левого запястья, отомкнула комод, где находились бумаги. Она нашла их в сейфе, и они принадлежали Яну, вернее, Алексею, которого она по инерции продолжала называть Яном. Теперь она знала, как звали мужа на самом деле и что побудило его попытаться отравить ее. Хуже всего было осознание того, что он никогда не любил ее, – женился, лишь чтобы привести в исполнение план своей мести.

Алексей просчитался, и теперь он сам мертв. Татьяна, чувствуя, что готова разрыдаться, положила документы на место. Их надо уничтожить – никто и никогда не должен узнать об этой страшной тайне! Все уверены, что ее мужа отравила ревнивая служанка, и, чтобы скрыть правду, пришлось пожертвовать жизнью несчастной Варвары. Татьяна знала, что совершила преступление, и была готова нести за него наказание – и на этом свете, и на том.