Шрифт:
Слёз не было — она не могла плакать. Не было ненависти. Не было боли. А была…
…пустота. Чёрная, бесконечная, страшная. Пропасть без границ, без дна. Место, где раньше был Арон — и где теперь его не было.
Но ведь так не может быть… он же совсем недавно дышал, смеялся, улыбался ей, а теперь…
…не может, не может, не…
— Я хотела бы уснуть, но не могу, — Таша спрятала лицо в ладони, и её шёпот почти слился с шипением огня, — я хотела бы проснуться, но не могу, я… я хочу, чтобы ничего этого не было, чтобы это был просто сон, просто кошмарный сон…
— Это — не сон! — запястья точно железными обручами стиснуло. Грубым рывком Алексас опустил её руки, — ты замкнулась в себе, заперлась в своём горе за семью замками и никак не можешь понять, что всё кончено, что он мёртв, а ты жива! Он ушёл, ушёл навсегда, ушёл и больше не вернётся — а ты сидишь и ждёшь, что вот сейчас он откроет глаза и увидит тебя, и улыбнётся тебе, и всё станет, как было, но этого не будет! Очнись наконец, Таша, Богини ради, очнись, вспомни о сестре и признайся наконец самой себе, что ЕГО БОЛЬШЕ НЕТ!
Таша неподвижно смотрела на него.
— Ушёл, — повторила она наконец. — Ушёл и больше не вернётся.
Повторила, слыша свой голос со стороны, пытаясь поверить тому, что говорит — и голос казался таким далёкими, и слова казались такими лишёнными смысла…
— Не будет. Не будет. Его больше нет…
Боль, выворачивающая душу наизнанку, темнота перед глазами, расплывающаяся в солёном мареве, боль, судорожно сдавливающая горло.
…его больше нет.
И вдруг со всей отчаянной ясностью она поняла, что он никогда не придёт, она никогда его не увидит, никогда не услышит его голос, никогда не скажет "я тебя люблю", никогда…
Какое-то время Алексас смотрел, как она плачет — закрыв лицо руками, давясь слезами, содрогаясь всем телом, глухо, страшно. Потом почти неслышно встал, направившись куда-то в лес.
Вернулся уже Джеми, ведя под уздцы нетерпеливую Звёздочку (хотя кто кого вёл, вопрос). Серогривка послушным приложением следовал за ними.
— Вот… я их нашёл… и без магии можно было обойтись, наверное, — подходя к Таше, зачем-то оправдывающееся пробормотал мальчишка. — Они не так далеко были…
Она стояла у края площадки. Не плакала больше: просто стояла, скрестив руки на груди, вскинув голову, тонко и прямо возвышаясь над обрывом. Сквозь тучи, рассекая тьму на горизонте, выглядывал осторожный и рассеянный свет. Волновалось на ветру разнотравная равнина карьерного дна: будто в громадную глиняную чашу кто-то налил озеро изумрудной травы.
Завидев хозяйку, Звёздочка радостно рванула к ней — но тело посреди поляны заставило её испуганно шарахнуться в сторону. Поразмыслив, лошадка занялась вытаптыванием глины у деревьев.
— Давай… поедем, — хрипловато предложил Джеми. — Доберёмся до трактира, а там видно будет, что дальше делать.
Таша смотрела, как разгорается на горизонте кострище рассвета.
— Его надо похоронить, — голос её прошуршал сухо и невыразительно, как шорох осенних листьев.
— А, это я… на себя беру. Никто и ничто до него не доберётся… Ты давай, забирайся… просто я… мы… — Джеми неопределённо махнул рукой, — в общем, не надо тебе на это смотреть.
Не возразив, не кивнув, не ответив, Таша развернулась и пошла к лошади. Смотрела она прямо перед собой, но краем глаза всё равно видела, как разбивались отражения облаков в водяных зеркалах луж под её ногами. Ломались, как что-то внутри неё.
Позволив Звёздочке тыкнуться носом в свою ладонь (та всем своим видом показывала, что оказывает кому-то большое одолжение), Таша поправила притороченную к седлу сумку, вспрыгнула на лошадь и, легонько хлопнув кобылку по боку, направила её в чащу. Позади стояла удивлённая и выжидающая тишина — но она не оглянулась.
Когда Звёздочку нагнал Серогривка с седоком, Таша была в своём светлом платье и кожаных башмачках изгвазданный чёрный наряд тряпкой валялся на земле. Жестом она предложила Джеми ехать первым. И лишь на миг, прежде чем последовать за ним, даже не обернулась, а чуть повернула голову — чтобы потом, отвернувшись, смотреть уже вперёд и только вперёд…
Но в тот краткий миг, который она смотрела назад — в просвете меж елями, там, где прежде высился у края обрыва каменный орёл, блеснул в рассветном перламутре хрусталь.
Глава семнадцатая
Единство места и действия
— Добрый вечер, — привычно растянув губы в улыбке, мальчик-конюший выбежал навстречу звяканью привратного колокольчика, — идите, а я отведу вашу… Госпожа?!
Расцветшая на лице Шерона улыбка была столь широка, что, казалось, ещё немного — и верхняя часть головы просто отвалится.
— Ох, госпожа, вы вернулись!!! — глаза мальчишки сияли аквамаринами. — А я уже думал, что вы так долго обратно не едете, вдруг чего…