Шрифт:
— Но что, — сказал наконец Айдан, — что мне делать с этим отрядом мамлюков?
— Все, что хочешь, — ответил Саладин.
— Тогда я возвращаю их тебе. — Айдан вскинул ладони, не давая никому прервать себя. — Государь, это дар, достойный короля, и я высоко ценю эту честь. Но они — воины Аллаха. Как можешь ты губить их души, даря их мне?
— Я верю, — возразил Саладин, — что ты ничем не воспрепятствуешь спасению их душ.
Айдан вскинул голову. Глаза его полыхнули неистовым огнем.
— Ты знаешь, кто я такой!
Султан коротко кивнул.
Даже будучи наполовину безумным, Айдан не мог схватить короля и трясти его, пока не придет в себя. И ничего хорошего не вышло бы, если бы он испепелил павильон на месте. Обуздав свой темперамент, Айдан заставил себя говорить спокойно:
— Мой повелитель. Если я скажу им — если я скажу им правду — позволишь ли ты им сделать выбор?
— Это не мое дело — позволять или не позволять. Они твои.
Айдан прикусил язык. Хлопнул в ладоши. Посыпались искры. Айдан вздрогнул и выругался. Кажется, искры заметил только султан, и его это, по-видимому, даже позабавило.
— Встать! — приказал Айдан этой армии, которую ему навязали буквально силой.
Они повиновались с похвальной живостью. Да, мальчишки. У некоторых даже не было еще бороды, или в лучшем случае — нежный, чуть заметный пушок. Айдан изучал их лица. От самого высокого до самого маленького. Ясные синие глаза на лице, какие можно увидеть среди снегов севера. Серые глаза; зеленые под рыжими бровями. Снова синие, словно лед, но лицо — оливково-гладкое, как у любого сирийца. Карие, и снова карие, определенно восточные, турецкие косы, турецкие украшения, круглые турецкие лица. И в конце — словно пара поводьев одной уздечки — два широкоскулых, желтокожих и узкоглазых чертенка из преисподней, нахально гордящихся своей непохожестью на остальных, своей удивительностью.
Помимо своей воли Айдан улыбнулся.
— У меня тоже есть брат-близнец, — сказал он. — И держу пари, что я удивительнее, чем вы.
— На что ставим? — быстро и требовательно спросил один. Он, видимо, был близнец-огонь. Кажется, он был чуточку коренастее, на волосок ниже.
— Ваша свобода, — ответил ему Айдан. — Вы теряете право выбора: следовать за мной или отправляться своей дорогой.
— Это уже удивительно, — произнес с интересом другой, близнец-вода.
— Где твой брат? — спросил первый; именно он всегда думал о необходимом.
— Дома, на западе, правит королевством, несчастный.
— Все интереснее и интереснее, — заметил близнец-вода.
Остальные не шевелились, но воздух вокруг них звенел от нетерпения. Айдан обратился к ним ко всем:
— Ваш султан сказал мне, что вы — подарок. Теперь вы знаете, что подарены христианину и франку. Вы должны уже догадаться, для чего вас подарили. Вы боитесь ассасинов?
Они побледнели. Но надо отдать им должное — ни один из них не пошевельнулся и не издал ни звука.
Айдан улыбнулся холодной белозубой улыбкой.
— Хорошо. Я вижу, вы все в здравом уме. Я также вижу, что все вы отважны. Достаточно ли вы отважны, чтобы служить мне?
Он показал им все, без всякой пощады. Свое истинное лицо. Свое истинное могущество, проникнув в их сознания, прочтя их души. Никто из них не был тайным рабом Масиафа. Никто из них не был настолько глуп, чтобы не испытывать страха перед тем, кого они узрели лицом к лицу. «Ифрит», — вот что думали все они. В головах близнецов было другое слово, но означало оно то же самое.
Но никто из них и не подумал отвернуться или убежать. Юный северянин улыбнулся, словно берсерк.
— Это лучше, чем в песне, — произнес он голосом звонким и до дрожи красивым — голосом певца.
Чертенята — кипчаки, как они именовали себя — усмехались, словно безумные.
— Мне это нравится, — сказал близнец-огонь с озорством в голосе.
Айдан знал теперь все их имена. Он по очереди указал пальцем на каждого.
— Конрад. — Синеглазый певец, во всех отношениях самый юный.
— Андроникос. — Сероглазый македонец с византийской улыбкой.
— Янек. — Черкес, рыжий, словно франк.
— Райхан. — Наполовину франк, наполовину сириец.
Турки:
— Шадхи, Туман, Занги, Бахрам, Дилдирим, Арслан.
И наконец чертенята, близнец-вода и близнец-огонь, старший и младший:
— Ильхан. Тимур.
Они опускались на пол один за другим, по мере того, как он называл их имена, и простирались у его ног. Но лишь телом, не мыслями; о, нет. Головы их кружились от счастья, таящегося в самом сердце ужаса.