Яр тряхнул вышеупомянутой "копной", которая сильно поредела после борьбы с колтунами, и, тяжело вздохнув, все-таки свернул в знакомый переулок. Фонари здесь не горели — коптили сквозь черные стекла, распуская вокруг себя мягкий оранжевый свет. Тишина стояла — было слышно, как ветер шумит по углам.

Здесь ничего не изменилось с тех самых пор, как его ноги касались этой улочки последний раз, шесть лет назад…

"Боги, боги, — изумленно думал шатренец, подходя к знакомому двухэтажному домику, зажатому между двумя большими соседями, — сколько времени прошло, а здесь все также…"

В нерешительности он застыл перед низкой дверью, порывисто дергая кулаком, чтобы постучаться, и так же отдергивая его. Мысли рассеянно клубились в его голове вязким туманом и коварно шептали: "А вдруг она уже здесь не живет? Вдруг что-то случилось, а ты так и не узнал? Вдруг она замуж вообще вышла?". Правда, после последней мысли Яромир рассердился сам на себя и все-таки постучался.

Звук утонул в дереве и пропал, будто бы дом поглотил его.

А тайна заключалась в том, что кроме русалок были еще и другие водные жительницы — ундины… По легенде, которую шатренцу однажды удалось раскопать в отцовских архивах, ундины — морские волны, обращающиеся прекрасными девушками с чарующими голосами. Наверное, именно из-за голосов их в одно время и принимали за русалок, пока и вовсе не забыли об их существовании, когда как ундины не были нежитью, они были… душой моря? На суше такие красавицы долго существовать не могли: море звало их обратно, предостерегая от опрометчивых поступков. Ведь своей души у девушек не было… Но легенда гласила, что ундина, хоть однажды познавшая любовь человека, обретет душу, но больше никогда не сможет вернуться.

Он впервые увидел ее мальчишкой, больше десяти лет назад. Увидел и позвал за собой, то ли попав под чары, то ли просто в качестве благородного жеста: ундину он и его друг отбили у трех пьяных матросов. Если бы они не были настолько пьяны, еще неизвестно, как бы все обернулось, а так… После ночи среди людей морская дева пришла к воде, но вода нее приняла ее.

Дверь со скрипом отворилась, и Яромир поднял голову, очнувшись от своих воспоминаний.

Она ничуть не изменилась: миниатюрная фигурка, осиная талия, маленькие ножки, прикрытые длинной юбкой по нынешней моде, бледные тонкие ручки, почти кукольные, длинные-длинные серебряные волосы, которых ласково касался тот оранжевый свет, идущий от ближайшего фонаря. Но самым удивительном в ней были глаза: бирюзовые, пронзительные, они ни пылинки не оставались такими же, и никогда из выражение не было одинаковым, как морские волны, никогда не повторяющие друг друга.

И врут все злые языки, не было у нее никакого рыбьего хвоста! Не было и быть не могло. Какие невежи смогли спутать утопленниц-полурыб с этими загадочными существами?

— Засмотрелся? — улыбнулась женщина и подала ему руку для поцелую, — заходи, коль пришел.

— Здравствуй, — голос дрогнул, как у мальчишки, а ундина уже снова открыла рот, и Яр поспешил заговорить снова: — нет, молчи, молчи, пожалуйста.

Женщина улыбнулась и поманила его пальцем в дом. Шатренец сделал глубокий вдох и вошел.

Дверь бесшумно закрылась за его спиной, и мужчина почувствовал себя так, будто попал в сказку: настоящую сказку с волшебными вещами, добрыми старушками-чаровницами и говорящими стихиями.

— Все говорили, что ты погиб, — сказала ундина, приглашая садиться за стол, на котором стояли две хрупкие чашки, наполненные фруктовым чаем, — но воду не обманешь.

— Ты говорила с водой? — попавший под чары Яромир, казалось, был только рад этому.

— Говорила.

— Я был ранен, — разоткровенничался шатренец и, прислушавшись к себе, добавил невпопад: — у меня голова кружится.

— Сейчас пройдет, не беспокойся. Ты же помнишь, мне все еще сложно… быть человеком.

Мужчина прикрыл глаза и постарался очистить свои мысли от навязанных образов, шуршащих и перешептывающихся, как море. И действительно, через пару волн ему стало легче и он смог, наконец, выговорить:

— Я помню, Мора.

Женщина улыбнулась, блеснув бирюзовыми глазами.

— Ты последовал моему совету, Яромир. Что же тебя мучает?

— Последовал, — серьезно кивнул тот, — но только сейчас понял, что поступил правильно. Спасибо.

Смех осенними колокольчиками разорвал наступившую тишину и пропал, будто и не было его вовсе.

— Титул и род — не такая уж великая цена за жизнь, правда?

— Правда, Мора.

Ундина посерьезнела и посмотрела ему в глаза.

— Чего же ты хочешь, Яромир? Ты знаешь, что сделать предсказание человеку я могу лишь один раз в жизни.

Яр напряг все свои извилины, силясь вспомнить, зачем же он пришел, кроме как поглядеть на нее, на свою Мору, а потом неуверенно выдавил:

— Я пришел просить об иной помощи.

Ундина снова засмеялась, потом вдруг абсолютно серьезно спросила: — О какой?

— О большой, — Яромир помолчал, а потом сказал: — послушай, если ты откажешься, я пойму. Дело опасное, да и…

— Тс-с, — ундина проворно приложила свой палец к его губам, — не решай за меня, воду не заставишь служить себе…

— Прости.

— Делай, что хотел. Спрашивай. Если я смогу помочь — я это сделаю. Ты мне подарил жизнь, думаешь, такие вещи забывают?

— Я не хочу, чтобы ты делала это из чувства одного лишь долга.