Шрифт:
Общие тревоги и несчастья сплачивают сильнее, чем общие радости. В тяжелую минуту люди тянутся друг к другу, ищут взаимного участия. Страшно было в эту ночь тому, кто оставался один в хате. К Печуриным прибежала кума Фрося, та самая, к которой утром ходила мать. Пришли соседи — старик со старухой. Наташа немного посидела с ними, потом, ощутив невыносимую, до отчаяния, тоску, ушла в горницу и плотно прикрыла за собой дверь. В темноте навесила на окна одеяла, зажгла коптилку — аптечный пузырек с подсолнечным маслом и фитилем из бинта. Комната озарилась тусклым дрожащим светом.
На кровати, скинув одеяло, разметался во сне Гришутка. Наташа поправила ему подушку, накинула вместо одеяла простыню и, взяв книгу, уселась поближе к коптилке.
Глаза скользили по строчкам, по смысл прочитанного до нее не доходил. Точно так же было и на огороде. Мысли разбегались, она ни на чем не могла сосредоточить внимание и думала сразу обо всем: о перепуганной матери, об отце, который сражается где-то на фронте, о Гришутке, который ничегошеньки еще не понимает, о своих подружках и знакомых. Думала она, глядя перед собой широко раскрытыми серыми глазами, и о том, что ей не удалось никого полюбить, даже никто из парубков не поцеловал ее ни разу. И должно быть, она не дождется глубокой и красивой любви, о какой пишут в книгах, потому что немцы ее поймают и повезут на расстрел.
Строчки в книге расплылись, глаза Наташи наполнились слезами. Девушка крепко зажмурила веки, и две большие светлые капли звучно шлепнулись на страницу.
Ей страстно захотелось сейчас, вот в эту минуту, поговорить с отцом — он сумел бы успокоить, подсказал бы, что делать, Наташа отыскала фотокарточку отца, долго вглядывалась в знакомое до последней морщинки родное лицо. Потом придвинула к себе тетрадку и, поглядывая на фотографию, написала:
Здравствуйте, мой любимый папочка! Шлю вам пламенный комсомольский воздушный привет и самые добрые пожеланья в борьбе с врагом! Сколько ужасов войны проходит перед глазами. Ни на единую секундочку не забывается алая кровь, которая речным потоком льется сейчас везде по нашей земле. Отец, где вы в эти минуты? Живы ли, здоровы? Вот теперь, когда наступила ночь, я представила вас, папочка, с винтовкой и в шинели, как видела вас в Каменке в августе 1941 года. Мне так хочется сейчас услышать родной ласковый, оживляющий душу голос, увидеть всегда ясное и улыбающееся лицо, исполнить на гитаре вашу любимую песню «Каховку».
Мой дорогой папочка! Вы всегда верили в свои силы, в свою способность обходить легкой походкой все препятствия. И всегда вам все удавалось. Дорогой отец, пусть эта способность и вера не покидают вас, и в этот грозный час пусть ваши силы утроятся, и вы возвратитесь после войны таким же бодрым, как прежде.
Папочка! Я верю вам и вашим словам: «Меня ранили, еще ранят, но не убьют, потому что я пули выплевываю»
Эта уверенность пусть не покидает вас никогда. В эти минуты я посылаю вам, папочка, свои силы, чтобы вы с товарищами скорее побили лютого врага!
Милый папочка! Целую нежно вашу фотографию, храню вас своим сердцем, своими надеждами от пули врага! Будьте здоровы, папочка!
Спокойной ночи!
Ваша дочь Наташа. [12]12
Письмо приводится по подлиннику, хранящемуся в Запорожском областном архиве.
Это письмо осталась неотправленным — не ходила через огневые рубежи полевая почта. А если б каким-то чудом и перелетело оно через фронт, то уже не нашло бы среди живых Петра Сергеевича Печурина.
Базар-место воскресных встреч. В воскресенье кому надо и не надо идут на базар. Здесь встречаются жители с противоположных концов Большой Знаменки, обмениваются новостями сразу со всеми родичами. Половина тех, кто толкается на базаре, ничего не продает и не покупает, а приходит сюда с единственной целью повидать знакомых.
Лида Белова вызвалась сходить на базар вместо матери и продать рыбу — утренний улов Алексеича. Рыбу разобрали быстро. За семь килограммов Лида выручила около тысячи рублей и тут же их истратила: за пятьсот купила распашонку для сына и махорки отцу, на остальные — полкило соли. Торговые операции заняли немного времени, и Лида отправилась бродить в поисках знакомых.
Встретилась компания дедушек из Алексеевки — Нюся Лущик, Киля Тяжлова и Лена Маслова. Они прогуливались, сцепившись под руки. Пытались увлечь с собой и Лиду, но та сказала, что ищет Анку Стрельцову, и отправилась дальше. Анку, кокетничавшую с хлопцами, вскоре увидела, однако не подошла, лишь издали рассмотрела окруживших Анку ребят. Стайкой налетели на Лиду девчата с Лиманной улицы — все в белых хустках, наперегонки лузгающие семечки. И опять Лида ускользнула под надуманным предлогом.
Кого и зачем искала, она не то что людям, самой себе не решалась признаться. Но стоило ей натолкнуться взглядом на сутуловатую мужскую фигуру в стареньком хлопчатобумажном пиджачке с черной латкой под левым рукавом, как Лида ощутила, что сердце начало биться сильней, а к щекам прилила кровь. Пиджачок был знаком ей, как знакомы собственные платья и распашонки сына. Раньше пиджачок принадлежал Алексеичу, и черную латку под рукавом Лида накладывала своими руками. Осенью прошлого года отец отдал пиджачок выздоровевшему Семёну Берову.
Лида на ощупь поправила узел волос, одернула на груди кофточку и, вызывающе улыбаясь, пошла навстречу Сене. Тот был не один. Рядом с ним стояли парень с клюшкой в руках и худенькая, городского обличья девушка. Хлопцы нещадно дымили самокрутками — пробовали на вкус махорку у торговки, девушка оглядывалась задумчивыми глазами.
Девушку Лида узнала по рассказам Анки Стрельцовой: та самая художница, с которой ее «разведенный муж» приходил на гулянку. И мгновенно она прониклась неприязнью. Все в ней с первого взгляда не понравилось Лиде: и жидкие кудельки волос (местные девушки не делали завивок, у всех косы), и плоскогрудая фигурка. «Ишь ты, тарань костлявая!..» — думала Лида.
Столкнувшись лицом к лицу с Семёном, она изобразила удивление и громко сказала:
— Здравствуй, муженек! Что же ты не зайдешь проведать ребенка? Ведь твой ребенок-то. Или ты не только от меня, Но и от родного дитяти отказался?.. Теперь начхать на него, а?..
Говорила, а сама поглядывала на кучерявую: вот, мал, тебе!.. Та смущенно потупилась и вместе с прихрамывающим парнем отошла в сторону.
Удивленный и растерянный Семен бормотал, что собирался-де зайти, да все недосуг — работает.