Пока мясо варится, можно засыпать и крупу. Картошку — потом. А что, если и картошку положить сразу? Какая разница? Пусть варится всё! Скорее поспеет. Картошку Юрка обнаружил в чулане, в алюминиевой корзинке. Выбрал пять штук самых больших, разрезал каждую на четыре части, опустил в кастрюлю и ушёл в свою комнату обёртывать книги — послезавтра в школу.

За этим занятием и застал его отец. Он стоял в дверях, глядел на Юрку и улыбался. А тому было не до улыбок.

— Па-ап, зачем ты наказал Шаха?

— По-моему, сын, это не твоё дело.

— Моё,— упрямо сказал Юрка.— Шах не виноват, потому что...

— Это мне лучше знать.

— И мне лучше.

— По всей вероятности, женщины наши задержатся. Будем обедать. Ремень-то сними, пистолет ведь тяжёлый, тянет.

— Ничего и не тяжёлый. И мне Дункана скоро на пост вести.

— О-о, тогда другое дело. А вон и наши женщины идут.

Оля с порога обрадовано бросилась на руки к отцу, такая уж ласочка, любит, чтобы её постоянно по головке гладили. А мама... она явно чем-то встревожена...

— Разве так кашеварят, мужчины? Пригорает же... Боже, что вы тут затеяли?

Едва она сняла с кастрюли крышку — ударило гарью, помешала в кастрюле и окончательно расстроилась.

— Ничего не понимаю. Что за бурда? И для кого вы её готовите?

Папа удивлённо повёл плечами, взглянул на Юрку.

— И никакая не бурда,— с обидой выкрикнул тот.— Для Рекса и Венеры обед готовит Шах, а я — для Дункана. Я тоже помощник начальника караула, понятно? И буду на пост Дункана водить... Ну как ты, мама, не понимаешь?

— Вот теперь кое-что понимаю. Килограмм мяса на суп для Дункана... А чем я вас буду завтра кормить?

Папа зачем-то прикрыл рот ладошкой и заспешил с Олей к столу.

— Мать, войди в его положение. Несение службы — благородное дело, и мне кажется, ты должна ему помочь. Когда и что готовить для Дункана — решайте вдвоём. А варит пусть сам, только сам...

— Конечно!— обрадовался Юрка.— И Шах мне это говорил.

Мама выключила газ: «Ох, Юрка, Юрка, горе ты моё»,— но было понятно, что если она ещё и сердится, то совсем немножко.

— Садись за стол, помощник начальника караула. Куда мне деваться — одно начальство кругом...

Папа подмигнул Юрке, шепнул тихонько, нагнувшись:

— Пронесло, правда? После обеда — со мной на огневую. Согласен?

Ещё бы! Он давно мечтал попасть туда.

Когда Юрке случалось раньше идти куда-нибудь с отцом, он обязательно брал его за руку: папа был большой и сильный, и рука у него была большая и сильная, и было приятно ощущать и чувствовать это. Но то было раньше, позволить себе такое сейчас Юрка никак не мог. На нём теперь форма с солдатскими погонами, на боку всамделишний пистолет в кобуре. Он теперь солдат, а не какой-нибудь сопливый мальчишка, и вести себя должен как солдат.

Все, кто бы им ни повстречался, отдавали честь первыми, и это нравилось Юрке, ведь его папа был здесь самый главный. Когда он приказывал сделать что-то, никто не спрашивал, зачем это нужно. Просто отвечали: «Есть!» — и шли выполнять. И это тоже нравилось Юрке, ведь его отец был здесь не просто главный командир, он был и годами старше всех, и знал больше всех, и отвечал за всех солдат и офицеров, за весь этот городок, обнесённый сплошным высоким забором. Наверное, нелегко и непросто отвечать за всё и за всех... Может, поэтому отец так рано уходит на службу и так поздно возвращается. Оля — сонюшка, ни утром, ни вечером его не видит, и днём ему с нею некогда побыть. А похудел папа в последнее время... Мама уже не на шутку тревожится: «Скоро у тебя, товарищ подполковник, останется на лице один нос». А он смеётся: «Ничего, Машенька, были бы кости, мясо нарастёт». Он всегда смеётся! Нет, не всегда... Порой он бывает задумчивым, даже суровым, только вот грустным Юрка не видел его ещё никогда.

На огневую они попали не сразу, сперва зашли в канцелярию. Отец снял телефонную трубку, и она сразу же отозвалась голосом чистым и басовитым:

— Майор Петров слушает.

— Иван Васильевич, объявите готовность номер один.

— Есть, товарищ подполковник!

— Командуйте дивизионом. Я иду к стартовикам.

— Есть.

В трубке щёлкнуло, и почти тотчас в казарме затрещал электрический звонок, а где-то, казалось, в лесу сперва глухо и как-то уныло, потом пронзительно, ноюще завыла сирена. В казарме, на плацу, в спортгородке за казармой затопали сотни ног, мимо окон, обгоняя друг друга, мчались на огневую солдаты. Юрке тоже вдруг захотелось побежать вместе с ними, но отец шёл не спеша — задумчивый и совершенно спокойный, и пришлось даже поотстать немного, чтобы он ничего не заметил.

Из автопарка, обгоняя их, с рёвом, на бешеной скорости проносились тягачи, где-то, наверное, уже на самой огневой тоже что-то глухо ревело, и рёв этот дрожью отдавался в земле. Отовсюду неслись какие-то команды и крики. Юрке подумалось: уж не задавило ли в этой суматохе кого-нибудь, и ему даже стало страшновато.

Взглянул на отца, тот по-прежнему был спокоен.

— Папа, а почему командиром будет дядя Ваня? Командир же ты!

— Он — мой заместитель. Ему тоже положено командовать.