Шрифт:
Шахназаров на этот раз был задумчив, неразговорчив. Наверное, всё ещё сердится на него, Юрку, за обиду, нанесённую «товарищу Петрову». Чувствуя за собой вину, Юрка тоже помалкивал.
На плацу старшина строил дивизион.
— Р-равняйсь!
Шахназаров побежал и успел занять в строю своё место. Юрка остановился, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
— Юра, ко мне!— опять, как и в прошлый раз, позвал его оператор Козырев, левофланговый.— Скорее!
Юрка встал с ним рядом, вскинул голову, глядя прямо перед собой.
— Смирно!— старшина, подкручивая ус, приближался к левому флангу.— Завтра с утра проверка строевой и физической подготовки. Подстричься, побриться, привести в порядок повседневное и парадное обмундирование. Кто там на левом фланге ломает строй? Рядовой Яскевич, как стоите?
— А как?— стушевался застигнутый - врасплох Юрка.
— Грудь вперёд, а не голову. Команда «смирно» была, нечего головой вертеть.
— Есть — головой не вертеть!
— Дивизион, напра-во! Шагом марш! Запевай.
Бухнули по плацу кованые солдатские сапоги — шаг в шаг,— будто шёл один человек, но — огромный великанище. Юрка сперва смешался, потом, поглядывая на Козырева, подобрал ногу и зашагал, энергично и широко размахивая руками.
— Путь далёк у нас с тобою, Веселей, солдат, гляди!—затянули «дядя Стёпа», сержант Воронин и ещё кто-то. Дивизион дружно подхватил припев. Юрке почудилось вдруг, что у него вырастают крылья, что он вот сейчас поднимется и полетит...
— А для тебя, родная, Есть почта полевая, Прощай — труба зовёт...—пел он вместе с солдатами — вдохновенно и звонко, и казалось ему, что вместе с ним, вместе с солдатами поют и лес, и далёкие, ярко замерцавшие в небе звёзды.
ЮРКА — АССИСТЕНТ
Разбудил его в это утро шум моторов: машины шли в городок. Наверное, комиссия приехала, а он... проспал, соня несчастный, и теперь пропустит всё самое интересное...
Метнулся к окну, вздохнул с облегчением — в настежь распахнутых воротах у проходной скрывались цистерны с надписями: «Огнеопасно».
Ночью прошёл дождик: на обочинах дороги, в кюветах поблескивали лужицы, за окном сочно сверкали под солнцем лапки елей и сосен, точно их помыли из шланга.
Солнце поднялось пока невысоко, но теперь оно всходит не так уж и рано, опять забираться в постель, пожалуй, не стоит. На цыпочках Юрка прокрался в прихожую, взял из комода папин асидол, щёточку, фланелевую ветошку, и тут из спальни, убирая волосы, вышла мама, спросила удивлённо:
— Что это ты поднялся ни свет ни заря?
— Надо потому что. Сейчас комиссия приедет, а у меня пуговицы нечищены.
— Неужели и тебя будут проверять?
— Конечно. Ну как ты не понимаешь?
До приезда комиссии Юрка успел забрать с поста Дункана и накормить его. Сам позавтракал с солдатами.
Комиссия — офицеры штаба полка — приехала в двух «газиках» и маленьком автобусе.
И тут Юрка увидел отца. Выйдя на середину плаца, он — высокий, стройный, подтянутый — громко скомандовал: «Дивизион, смирно!» — и направился к прибывшим, чётко печатая шаг. Солдаты и офицеры, где бы кто из них не находился, встали по этой команде и застыли как вкопанные. Юрка тоже принял положение «смирно» — руки по швам, пятки вместе, носки врозь.
— Вольно!— донеслось наконец, и почти тотчас последовала новая команда: — Дивизион, строиться. Побатарейно, повзводно — в две шеренги... становись!
В строй Юрка встал рядом с Козыревым. Голова «дяди Стёпы» возвышалась над всеми на правом фланге, Шахназаров стоял где-то посередине строя, его Юрка увидеть не успел — комиссия приближалась.
Первым шёл высокий седой подполковник. Наверное, он был главнее папы, потому что папа шагал не рядом с ним, а немного справа и позади. Остальные офицеры держались чуть в стороне.
Подполковник шёл медленно, ненадолго останавливаясь то перед одним, то перед другим солдатом, и тогда солдаты представлялись ему:
— Ефрейтор Сорокин, оператор.
— Ефрейтор Шевченко, планшетист.
— Рядовой Веточкин, второй номер пусковой установки.
Подполковник строго оглядывал солдат с головы до ног, точно хотел придраться к чему-то, и оттого, что придраться было не к чему, сердился. Когда между ним и левым флангом оставалось шага три, Юрке вдруг стало страшновато. Убежать бы, спрятаться вон там, за ёлкой, и оттуда спокойно поглядывать. Но убежать незамеченным не удастся, придётся стоять в строю до конца.