– Только посмей мне не перезвонить, как приедешь домой. У тебя на дорогу пятнадцать минут, и если не последует звонка - я подниму на ноги всю полицию и скорую помощь, вплоть до Лутона.

Это могло бы прозвучать смешно, если бы не посеревшее лицо Бет. Ее голос был холоден, и все же я видела, она не могла на меня сердиться, хотя и понимала, что должна. Она не могла понять, что со мной, и от этого ей становилось неуютно.

Я качнула головой и постаралась как можно скорее уехать от них. Мне становилось еще больнее, потому что они двое были слишком понимающими и любящими. Почти выехав с подъездной дорожки, я услышала крик Теренса вдогонку:

– Пятнадцать минут!

Через тринадцать минут, после напряженной слежки за дорогой и концентрации внимания, я влетела в дом и под удивленный взгляд Самюель бросилась к телефону.

Только раздался первый гудок, Бет схватила трубку, словно стояла над телефоном.

– Я дома.

– Хорошо, - тяжело выдохнула она, и уже более строгим голосом добавила: - Завтра ты мне все объяснишь.

Я угрюмо угукнула в трубку и поспешила положить ее на рычаг, чтобы Бет не стала расспрашивать меня прям сейчас.

– Я думала, вы вернетесь ближе к вечеру.

Самюель выжидающе остановилась около меня, и я поняла, что так и стою около телефона. Светлая волна волос скрыла от меня часть ее лица, и все же мне было понятно, о чем она может думать.

– И как все прошло?

– Лучше, чем можно было ожидать, - уклончиво отозвалась я. Руки от перенапряжения начали трястись, и я их постаралась спрятать от внимательного взгляда Самюель.

Благо дома не было еще Терцо, тот захочет узнать все подробности. Я же хотела все их забыть.

– Есть будешь?
– Самюель уловила мое настроение. Она видела, что я не хочу говорить, и не стала давить на меня. Она понимала, что легче всего вести себя так, словно не замечает, что со мной что-то не так.

Я приняла эти правила.

– Да, ужасно голодная.

Мне не пришлось долго ждать. Только я села за стол, передо мной появилась кружка горячего бульона и порция спагетти. Все мое любимое. Именно эти простые жесты, а не разговоры, показали мне, как по мне скучали дома.

– Все было так ужасно?
– не выдержала Самюель. Ее голубые глаза внимательно следили за мной, и в то же время, она старалась этого не делать.

– Да нет, - вяло отозвалась я. Хотелось бы мне столь же вяло и есть, но, к сожалению, разбитое сердце не мешало чувствовать голод.
– Я даже играла в волейбол. Честно говоря, все было замечательно. Просто я слишком вымотана.

Самюель покорно приняла мой ответ, но это не значило, что я ее провела. Разве я могла обмануть того, кто целое столетие лгал, чтобы сохранить свою сущность в секрете?

Ее ясные серебристо-голубые глаза, почему-то светились сочувствием. Неужели я выглядела настолько плохо?

Впервые за долгое время мне захотелось ей все рассказать. Действительно все, начиная от самого начала, когда я только увидела Калеба. И все же не стоило. У моих родителей с Гремом были хорошие отношение, и я не хотела, чтобы они портили их. Я во всем виновата сама. Как я могла быть такой глупой и поверить, даже на мгновение, что могу понравиться Калебу?

Так и не доев, я поспешила в ванную, понимая, что несколько мгновений отделяют меня от того, чтобы начать оглушительно рыдать. Но истерика началась слишком спокойно. Срывая на ходу одежду, я сдури хлопнула дверью, и сползла по ней. Не знаю, как мне хватило сил открыть краны с горячей водой и залезть в ванну. Но ее холод сразу же напомнил о его руках.

Слезы потекли так ненавязчиво, что я даже сразу и не заметила их. Мне приходилось сдерживать всхлипы и стоны, потому как я знала, теперь Самюель будет присушиваться ко мне. Не стоило так громко закрывать дверь.

Только теперь я разрешила мозгу целиком обработать ту информацию, которую старалась сдержать в себе с самого утра. Та апатия была просто защитной реакцией.

Наверное, ночью он понял, что я не нужна ему больше. Ведь я сдалась, цель захвачена. Только как я могла поддаться? Знала же, что никогда не смогу быть той, что он выберет для себя. Я не так красива, не так хороша, и я беременна.

Я не была нужна ему никакой.

Мысли порицающие саму себя, сменялись быстрым вихрем. Пытка продолжалась настолько долго, что я не могла уже вспомнить о себе ничего хорошего.

Сколько прошло времени, пока я лежала так, не знаю, но постепенно во мне заговорила гордость. Она, как и раньше, была моим главным союзником. Именно ее голос заставил меня помыть голову и намылиться. Еще минут пятнадцать я просто стояла под душем, стараясь ни о чем не думать.

Жизнь проходила мимо меня. Так я считала, или точнее говоря, накручивала саму себя, разглядывая безобразный круглый живот в паутинках растяжек. Я стояла перед зеркалом и понимала, что не могу осуждать Калеба. За что? Как он мог покуситься на все это безобразие? Спутанные синие волосы, мокрые после душа, выглядели предательски некрасивыми, впрочем, как и вся я.