– Так едемте же! воскликнула Катенька, увлекая за собой мужа.

Взволнованная компания отправилась на Сретенку. Ехать решили все для большей внушительности. Дорогой обсуждали, как повести разговор, чтобы аптекарь не вздумал запираться и все рассказал. Профессор, уверенный в правоте своей догадки, настаивал, что следует сразу огорошить Мульчинского какой-нибудь фразой. Катенька слега в этом сомневалась, но все-таки решила на этот раз предоставить действовать мужу. Один Бог знает, а вдруг этот аптекарь решит, что Никита Сергеевич, это какой-нибудь чин из тайной полиции в штатском, испугается и сразу все выдаст.

Аптечка на Сретенке располагалась на первом этаже довольно нового дома по соседству с модной кондитерской. Катенька про себя улыбнулась, подумав, что это весьма удобно: перекушал сладостей, так вот-с, извольте здоровьице поправить! Потом она подумала, что вряд ли Любчинская сама стряпала те «конфеты», которыми потчевала легковерных девиц, – актриса не производила впечатление умелой домохозяйки. Так что потом можно будет и кондитера расспросить: не исключено, что он тоже замешан. Люди весьма слабы, а жадность – порок распространенный настолько, что встречается сплошь и рядом. К примеру, пообещала Любчинская тому же кондитеру в трое заплатить за работу, так он не только наркотик, он и что похуже в свои сладости готов будет напихать.

Когда Катенька и мужчины вошли в темноватое помещение аптеки, то на звук колокольчика, сопутствующий открыванию двери, из-за занавеси в глубине комнаты вышел к прилавку аптекарь. Это был довольно невзрачный пожилой человек, сутулый и близоруко щурящий глаза. Нос его, имеющий сизый оттенок, наводил на мыли о частых возлияниях.

– Чем могу служить, господа? – обратился он к вошедшим.

Профессор напустил на себя строгости и негромко, но жестко сказал:

– Советую вам закрыть ваше заведение. Нам предстоит весьма серьезный разговор. И от того, как вы ответите на мои вопросы, будет зависеть откроется ли ваше заведение снова.

В подслеповатых глазах аптекаря явно читался ужас. Он нетвердой походкой вышел из-за витрины и запер дверь, а потом жалким взглядом уставился на Карозина:

– Спрашивайте, ваше благородие, я так и знал, что все это добром не кончится…

Честно говоря, хоть Никита Сергеевич и рассчитывал припугнуть аптекаря, но такого сокрушительного эффекта всего лишь от первой фразы предположить никак не мог. Он откашлялся, собираясь с мыслями и снова обратился к поникшему Мульчинскому:

– Разговор у нас с вами ожидается долгий, нет ли у вас здесь места, где мы могли бы присесть?

– Идемте господа, – обреченно ответил аптекарь и поволокся за витрину.

Вся компания проследовала за ним. Катенька с нетерпением ждала продолжения, Карозин составлял в уме грозные фразы и лишь принц ничего не понимал, только чувствовал, что дело идет на лад. На всякий случай он придал своему лицу самый грозный вид, на который был только способен: вдруг профессору придет в голову как-то использовать и принца в беседе с этим жалким человеком, глядя на которого, принц никак не мог поверить, что тот состоит хоть в малейшей степени родства с прекрасной Ариадной.

За занавесью находилась крохотная комната, по стенам которой располагались шкафы, уставленные самыми разными склянками со всевозможными снадобьями. У подслеповатого оконца располагался стол с аптекарскими инструментами: весами, ступкой, ретортами разных размеров и спиртовкой. Поле стола имелся колченогий табурет, а между шкафами ютились стулья. Вся компания разместилась с грехом пополам.

– Нам известно все о вашей деятельности, – строго начал Никита. – Поэтому запираться не имеет смысла. Добровольное признание поможет вам рассчитывать на некоторое снисхождение.

– Спрашивайте, ваше благородие, я все расскажу, – окончательно понурился Мульчинский.

– Зачем актрисе Любчиской понадобилось столько наркотика и кем она вам доводится, что вы согласились приготовить для нее такое количество? Также, нас интересует – знали ли бы, что проданный вами мышьяк вышеупомянутой актрисе потребовался вовсе не для истребления крыс, а для убийства ни в чем не повинной девушки?

– Езус-Мария! – прошептал аптекарь. – Она дошла даже до этого… Моя дочь – убийца… – по щекам его потекли жалкие старческие слезы.

Никита Сергеевич и Катенька едва могли скрыть свое удивление, настолько в точку попал профессор своим предположением. Между тем аптекарь отер слезы, высморкался в клетчатый платок и заговорил путано и сбивчиво:

– Я все расскажу, все! Но я не знал, Бог свят, не знал, зачем ей все это. Я ей говорил, что она ввязалась в опасное дело, еще тогда, когда она в первый раз начала меня расспрашивать об опиуме и гашише. Я не хотел этого делать, но Дося меня заставила… Езус-Мария! Ну как такое получилось, что у меня выросла такая дочь! Отчего ей было не жить с мужем, зачем она уехала сюда!.. – аптекарь снова поник.