— Мы все умрём, — вздохнула Гита.

— Это не роддом. Послушайте, а что если избранный родится не здесь? — предположила Арина, — скажем его мать весьма шизанутая штучка и решила рожать дома в ванной? Или вообще в подворотне потому, что она бомж?

— Знаешь, ещё три часа назад я поднял бы тебя на смех, а теперь всё идёт к тому, что ты права… Я подслушал разговор врачей, сегодня здесь родят всего три женщины, одна из них уже после времени "Х", пережить которое нашим телам не суждено. Расширим ареол поиска…

Гита, устало вздохнув, подошла к телефону, воспользовавшись тем, что две роженицы в палате уснули неспокойным сном и не увидят, как трубка сама по себе летает в воздухе, набрала номер:

— Здравствуйте. Зам. главного санитарного инспектора Ковалёва Лариса Евгеньевна. Это санитарное ведомство. Хотим вас предупредить, сегодня вечером в Южном округе нами будет осуществлена проверка родильных отделений по распоряжению самого Геннадия Григорьевича. Подскажите, сколько рожениц у вас на учёте и есть ли плановые домашние роды? — Гита выслушала ответ, — нет, интересуют только рожающие сегодня… Угу… Ясно… Что-то ещё?.. Оу, не волнуйтесь, я не сомневаюсь, что вы с лёгкостью пройдёте проверку! Всего хорошего.

— И? — не вытерпела Арина.

— Одна женщина действительно собралась рожать дома — в Зябликово.

— Не перевелись же ещё идиотки!

— Решено! — скомандовал Капитан, — мы с Гитой в Зябликово, а ты остаёшься здесь. Мы позаимствуем вот этот симпатичный мобильник у будущей мамши, а ты возьми вот тот у её соседки, всё равно в больницах воруют… — они обменялись номерами телефонов. — Если заметишь что-то по существу и даже если не по существу — сразу звони!

— Прад, а что если Великая мать уже сегодня приходила? — нерешительно спросила Арина. — Ведь может быть такое, что избранный родился рано утром или днём, пока вы торговались со Смертью?

— Нет. Я практически уверен, что нет. Я бы почувствовал её присутствие. Во всяком случае, выбора у нас нет.

— Всё будет хорошо, — обняла её Гита и дружески чмокнула в щёку, — что-то мне подсказывает, что в Зябликово нас ждёт удача.

Арина не была столь уверена. В глубине души нарастала паника, усилившаяся после ухода Гиты и Капитана. Она шаталась как неприкаянная по длинным, пахнущим спиртом коридорам, мучаясь неведеньем. Вокруг кипела жизнь. Счастливые, подвыпившие папаши под окнами роддома кричали своих измученных жён, пытались написать краской на асфальте "Я тебя люблю", но каждый раз попадали в поле зрения зорких милиционеров и скрывались бегством. За окнами наступал очередной летний вечер. Москва, как обычно, не обращала внимания на частности, игнорируя переживания отдельно взятых горожан. Москва не любила неудачников. Деревья шумели зелёной листвой, омытой ещё утром сильным дождём. Как же сейчас хорошо прогуляться по парку под руку с сильным, но молчаливым мужчиной. Гулять и думать об одном и том же. Фантазировать о всякой чепухе: как они обставят квартиру, которую непременно когда-нибудь купят, куда поедут в отпуск через два года (Мальдивы, скорее всего, выйдут из моды), как назовут третьего ребёнка — дочку, ведь первые два обязательно будут мальчиками. У Арины перехватило горло. Ничего этого она ещё не испытала и, видимо, уже не испытает. Какой же она была кретинкой, постоянно откладывая личное счастье на потом! Вот и прожила всю жизнь для других, положила себя на алтарь, но кто заметит, кто вспомнит, кроме брата, которому полагается по статусу? Есть ли ещё кто-то на земле, кто скажет: "Помню, Арпеник Ослонян — хороший был человек, побольше бы таких".

Обострившийся слух донёс отдалённые крики — снова кто-то собирался привести в мир нового человека. Арина побежала, думая не о Великой матери, а о том, что пройдет, не так уж много времени, прежде чем она сама вновь спустится с неба, чтобы назвать какую-нибудь такую же измождённую женщину мамой. Разве что осталось решить вопрос: как умереть, если ты призрак?

Этажом ниже рожала та самая немолодая дама, что лежала у окна. Чувствовалось, что ей очень тяжело, не хватает сил, чтобы тужиться. Врач недобро покачал головой — плод лежал неправильно, собирался рождаться ножками вперёд.

— Дамочка, вам показано Кесарево сечение, иначе мы потеряем младенца, — пробасил врач.

— Мне нельзя, — слабо ответила пациентка, — у меня низкая свёртываемость крови. Я думала вы в курсе — это ведь указано в карте…

— ЧТО? Почему мне не сообщили заранее??? Кто дежурил? Почему недосмотрели? Где её карточка? — загремел он.

Персонал, пригнув головы, юрко забегал туда-сюда, старательно делая вид, что жутко занят.

— Охо-хо… — вздохнул врач, изучив карту роженицы, — какой же трудный случай.

У женщины снова начались схватки, ей явно не хотелось никого отвлекать своим криком, она держалась до последнего, но всё же протяжно застонала. Когда боль отступила, тихо, но невероятно уверенно сказал:

— Доктор, я рожу. Я обещаю.

Арина было ухмыльнулась: как можно такое обещать? Но замерла, услышав, как две женщины, лежащие рядом, зашептали:

— Вот Галька молодец!

— А что молодец-то? У неё до этого три ребёнка мёртвыми родились, специалисты сказали — это последний шанс. Я бы тоже из кожи вон лезла…

— Угу… Бедолага…

— Что ж, попробуем, — доктор почесал в затылке, — сделаем, что сможем!

Санитары переложили немолодую женщину на каталку и повезли в родильное отделение. Там ей сразу же сделали серию уколов, судя по тому, что через несколько минут она уже совершенно не могла сдерживаться, а кричала без остановки, одна из инъекций содержала стимуляцию. Это были самые ужасные роды, когда-либо виденные Ариной. Матка никак не хотела открываться. Женщину подключили к монитору, тут же начавшему тревожно пищать, сообщая, что у ребёнка неровный пульс и вероятно проблемы с кислородом. Акушерки, на редкость тепло отнеслись к пациентке, держали за руки, шептали ничего не значащие, но успокоительные слова. Она очень старалась, Арина чувствовала это буквально сердцем и не уставала удивляться целеустремлённой женщине. Когда силы полностью оставляли её хрупкое болезненное тело, она стоически прикусила губу и продолжала тужиться. Когда стало ясно, что процесс завис на месте, женщина сказала, как отрезала: