Катенька тут же поделилась мыслями с Сергеем Юрьевичем.

– Не представляю, что нам это дает, – печально заключил он. – Ну, скажет Лидия Михайловна, что слышала про «повес» оттуда-то и оттуда-то. И что?

Теперь промолчала Катенька. Между тем, они пересекли площадь и дошли уже до Брюсовского переулка.

– Мы, конечно с вами, Катерина Дмитриевна, можем сколько угодно гадать, но признать мы в состоянии только одно – мы его упустили. – Катенька глянула на него и он поправился: – Или их. Не все ли равно? Доказательств у нас никаких, примет… Примет у нас тоже никаких, – вздохнул сыщик. – Мало ли по Москве черноглазых брюнетов с нафиксатуаренными усами? А неприметных – и того больше. Свидетели мертвы. Завещание пропало. А те сделки, что этот самый Штайниц уже совершил по доверенности, принесли ему, поверьте, немалую прибыль, – Ковалев невесело улыбнулся. – Жаль, но придется это дело прекращать, – наконец заключил он.

– Как так? – Катенька даже возмутилась. – А обязательства? А Лидия Михайловна?

– А что Лидия Михайловна? – посмотрел ей в глаза Сергей Юрьевич. – Сделки, конечно, не аннулируешь, деньги в банк не вернешь, но от новых сюрпризов она застрахована. Все, что осталось, принадлежит ей как ближайшей родственнице.

– А ведь я обещала ее сегодня навестить, – задумчиво сказала Катенька.

– Не волнуйтесь, – ответил ей в тон Ковалев. – Я сам сейчас туда, так что сообщу о нашем решении. Вы ведь согласны, что дальнейшее расследование бессмысленно?

Получалось, что Сергей Юрьевич прав. Ниточки все отрезаны, ухватиться решительно не за что. И как ни пыталась сейчас Катенька придумать хоть что-то, чтобы ему возразить – ничего не выходило, кроме того, что прав сыскной талант, прав по всем статьям. И еще очень было жаль Наденьку Федорцову.

– Согласна, – кивнула Катенька.

Они дошли уже до карозинского особнячка.

– Не зайдете? – спросила она. – Чаю выпьем.

– Нет, благодарю, – улыбнулся Ковалев. – Как-нибудь в другой раз. Мне к Лидии Михайловне надо, да и к князю… Поклон супругу и приятных праздников.

Сергей Юрьевич взял Катенькину ручку и приложился к ней губами:

– Мне очень хочется, чтобы вы знали, Катерина Дмитриевна, что расследование вместе с вами, пусть даже и такое неудачное, было крайне приятным.

– Спасибо, – ласково улыбнулась Катенька. – Жаль только, что все вот так обернулось.

– Ну, вы не печальтесь. Вашей вины в этом нет никакой. Это только моя вина. Ну да ничего, все как-нибудь образуется. Прощайте, – он слегка пожал Катенькину ручку и пошел прочь.

Она постояла некоторое время, глядя ему вслед, а потом вошла в свой дом.

Конечно, Катенька была рада, что Никиту больше не придется обманывать, не придется от него ничего скрывать, однако чувство смутного беспокойства ее почему-то не оставляло. Впрочем, уже на следующий день она принудила себя отвлечься и переключиться полностью на другое.

Что же до Никиты Сегеевича, то в тот же вечер он узнал почти всю правду о том, чем занималась его жена с того самого вечера, как впервые заговорила о таинственной смерти графини К. Безусловно, он хмурился изо всех сил, пока слушал Катеньку, но она так умело приуменьшила свою роль в неудавшемся расследовании и так доказательно объяснила, что оно – неудавшееся, что в конце концов Никита Сергеевич успокоился. И даже не сердился больше на жену. Более того, он подумал о том, что, может, теперь его драгоценная Катенька успокоится и поймет, что расследования, какими бы они ни были – не ее дело. Поймет, успокоится и не станет больше вмешиваться в подобные истории.

Отец Владимир, который так же был посвящен во все перипетии этого дела буквально через несколько дней, когда Катя и Никита пришли в церковь в Сочельник, чтобы, по обычаю, причаститься перед праздником, также был рад, что все уже окончено. Словом, Катеньке пришлось смириться с таким положением вещей, отбросить все свои сомнения и смутные беспокойства и признать, что Никита Сергеевич был прав – женщине следует интересоваться не расследованиями, а домом и супругом.

Ель Карозиным доставили накануне Сочельника и Катенька любовно ее украсила – теперь большая и пушистая красавица стояла в зале и радовала глаз. В Сочельник, после всенощной, супруги вернулись домой, и Никита Сергеевич с самым торжественным видом преподнес Катеньке небольшую коробочку, завернутую в цветную бумагу.

– У меня тоже для тебя кое-что есть, – улыбнулась Катенька, – но я хотела оставить до утра.

– А я не смог выдержать, – ответил супруг, так и сияя улыбкой.

– Что ж, тогда подожди, – Катенька вернула ему коробочку и поднялась к себе в спальню.

Три дня назад, возвращаясь от мадам Roshe, она заехала в Пассаж, чтобы выбрать Никите подарок. Катенька остановила свой выбор на бриллиантовой заколке для галстука – Никита хоть и не любил в этом признаваться, но ему крайне нравились вот такие изящные вещицы. Конечно, как и полагается настоящему мужчине, он всячески скрывал это, презрительно отзывался о франтах, но Катенька очень подозревала, что и сам он, когда был помоложе, уделял своему туалету гораздо большее внимание. Он и сейчас относился к своему внешнему виду с завидной требовательностью. Оно и понятно, солидный человек, женатый, да к тому же профессор – такое положение обязывало выглядеть ухоженно и аккуратно. Так что выбор был сделан – Катенька, получив маленькую коробочку, завернутую в золотистую бумагу, очень надеялась, что Никита останется довольным. Тем более что приближалась череда праздничных балов, и эта изящная булавка должны была добавить элегантности внешнему виду ее супруга.

Что же касается балов, то Карозиными было получено уже пять приглашений, а ведь Святки – традиционное время зимних балов – еще и не начинались. Катенька предвкушала удовольствие от всех этих развлечений. Платья, сшитые у мадам Roshe, ей до крайности нравились, особенно одно, заказанное специально под великолепный изумрудный гарнитур, так шедший к Катенькиным зеленым глазам.

Платье было сшито по последней лондонской моде, муаровое, сливочного оттенка, с открытыми плечами, короткими рукавами, с декольте, плотно облегающее статную Катину фигуру, с турнюром, украшенным затейливым бантом, со шлейфом… Да, она в нем смотрелась настоящей королевой… Мадам Roshe позаботилась и о высоких перчатках и сама долго охала и ахала, всячески восхищалась собственным произведением, когда Катя примерила готовое платье. Никите была заказана у г. Auez новая фрачная пара и белоснежный шелковый жилет.