Но тут же я думаю: ведь кто-нибудь может ее убить. Я готовлю яичницу, ем

салат, пью кофе, потом решаю после

передачи одиннадцатичасовых новостей по телевизору пойти пройтись. И что же?

Котенок все еще там, только кто-то

отшвырнул его к мусорным бакам. Тогда я вынул из одного бака газету и принес

котенка сюда. На следующий день у меня

было впечатление, что я заделался в кормилицы. Я отвез его к ветеринару, который

кастрировал двух других. Когда я

приехал за ним через шесть дней, он был в полной форме. Еще бы, ведь это стоило

мне шестьдесят восемь долларов

восемьдесят центов. Теперь, каждый раз, когда я уезжаю из Нью-Йорка, это целая

история. Моя домработница приезжает

из Квинса: иногда она может ими заниматься, иногда - нет, а никому из моих

друзей не пришла в голову удачная мысль

поселиться поблизости. Не могу же я попросить человека, которому я не плачу,

приехать от Центрального Парка, от 80-й

или 65-й улиц или из Верхнего Бруклина! Даже от Энди, от 30-й улицы и Парк-Лейна

путь неближний. А парень внизу -

тот вообще ездит от Штата Мичиган, представляешь, от Штата Мичиган!

Следовательно, о нем и речи нет. Приходится

просить других соседей, это мне-то, который ненавидит затруднять других людей.

– Мне они кажутся не очень обременительными, - повторяю я.

– Вот так я и влип в хорошенькую историю, - говорит он в заключение.

* * *

Я каждый день ходила на работу, я была опытной деловой женщиной, меня

любили сотрудники и ценило

начальство. Около пяти часов я убирала свой кабинет, перешучивалась с

сотрудниками в лифте и возвращалась домой, - к

нему домой. К себе я заходила, только чтобы взять кое-что из одежды, да раз в

неделю за почтой. Каждое утро мы вместе

ехали в метро, читали один и тот же номер Таймса: он - респектабельный деловой

человек с дипломатом, с ослепительной и

очаровательной улыбкой, я - с портфелем или сумкой, на высоких каблуках, со

свежевымытыми волосами и накрашенными

губами. Короче, очаровательная, культурная нью-йоркская пара: образцовая, хорошо

воспитанная, настоящая пара из

среднего класса.

– Ну-ну, пора вставать!
– кричит он с порога.

На металлическом поцарапанном подносе (на самом деле это подставка под

телевизор) он несет яйца всмятку, три

маленьких поджаренных английских хлебца и чашку чая. Рядом, в маленькой

деревянной салатнице, - очищенный

апельсин.

– Что за спешка?
– спрашиваю я.
– Сейчас только половина десятого!

Я кладу обе подушки себе за спину, сажусь и натягиваю простыню на ноги.

– И кроме того, сегодня суббота.

Он ставит поднос, вытирает с него несколько капель чая бумагой из рулона,

который он принес под мышкой.

Я повторяю:

– Сегодня суббота. Я надеюсь, что ты никуда не собираешься. Лично я

никого не хочу видеть. Я собираюсь спать до

полудня и весь остальной благословенный день ровно ничего не делать, разве что

позвонить сестре и просмотреть

телевизионную программу на следующую неделю.

– Прекрасный план. Ты так и поступишь, когда мы вернемся. Мне нужно пойти

в Блумингдейл.

– Лучше бы ты играл в теннис на закрытом корте, - говорю я ему.
– Тебе,

по-моему, солнце голову напекло. Так или

иначе, и речи быть не может, чтобы я в субботу пошла в Блумингдейл!

– Это займет не больше получаса, клянусь. Всего полтора часа: полчаса

туда, полчаса в магазине, полчаса обратно.

Ешь скорее. В половине двенадцатого мы снова будем в постели.

Мы выходим из подъезда, и тут я восклицаю:

– Надеюсь, мы не в метро поедем!

Он очень бледен и кивает головой.

– Ну, нет, - говорю я.
– Всю неделю два раза в день я езжу этой штукой и

в выходной поэтому могу себе позволить

не заглядывать туда.

В конце концов мы едем на такси. В Блумингдейле полно народу.

– А я-то думала, что люди летом ездят в Хэмптон...
– громко говорю я.