Ты у слова «страданье» начальную точку унес. — Если у написанного арабскими буквами слова «страданье» (захмат) снять одну диакритическую точку с первой буквы, получится «милосердие» (рахмат).

На четыре основы твое оперлось мусульманство,// Пять молений на дню — твоего ноубаты султанства. — Четыре основы— четыре «столпа» ислама: ежедневная пятикратная молитва, пост в месяце рамазане, налог в пользу бедных, паломничество к храму Каабы в Мекке, Пятикратную молитву Низами сравнивает с ноубат— игрой султанского оркестра перед дворцом в определенное время дня, а пророка сравнивает с султаном.

Не твои ли шаги… По небесному своду… — Речь идет о вознесении пророка, описанном в одной из предыдущих глав.

Если б зеркала круг не был утром предвечным воздет,// То на низменный прах не упал бы твой истинный свет. — Смысл бейта таков: если бы начало творения не отбросило божественный свет, подобно тому как зеркало отбрасывает отблеск, свет пророчества не пришел бы на землю. Ср. выше, ссылка 8 — о параллельности творения и божественного откровения.

Дужка горней бадьи — лишь веревка ведра твоего. — Бадья— переносное обозначение созвездия Водолея. Смысл бейта: самый верх созвездия Водолея все же ниже того места на небе, где восседает пророк.

Двое — черный и белый… — то есть ночь и день.

Двое — черный и белый!.. — Обращение к Мухаммеду, который родился, жил и начал проповедь новой религии — ислама в Мекке, подвергся там преследованиям и был вынужден переехать со своими сторонниками в Медину.

Ты, с мединским плащом и мекканской вуалью!.. — Обращение к Мухаммеду, который родился, жил и начал проповедь новой религии — ислама в Мекке, подвергся там преследованиям и был вынужден переехать со своими сторонниками в Медину.

Дэвы в дом забрались… — Здесь и далее Низами резко осуждает лицемерное, жадное, лживое ортодоксальное духовенство, давно отступившее, по его мнению, от истинных заветов Мухаммеда и вместо духовной религии предавшееся схоластике и приобретению мирских благ.

Если мы муравьи, ты для нас окажись Соломоном. — Согласно легенде, муравей принес царю Соломону «посильную лепту» — высохшую лапку саранчи, но был благосклонно принят царем как потрудившийся в меру своих сил.

Дней пятьсот пятьдесят мы проспали… — то есть со дня смерти пророка прошло пятьсот пятьдесят лет.

…прикажи Исрафилу задуть// Тех светильников пламя… — По Корану, в день Страшного суда архангел Исрафил вострубит в трубу и Солнце и Луна погаснут.

Власяницы свои оба мира совлечь не преминут— то есть оба мира, земной и духовный, будут вне себя от радости. Суфии в момент экстаза сбрасывали с себя власяницы, которые они обычно носили.

Тот, кем бейт бытия был во имя посланника начат,// Знал, что имя его только рифмой конец обозначит. — То есть Аллах, начав творить мир («писать стих бытия»), знал, что в конце концов в мир придет пророк, неизбежно появится, как рифма в конце стиха.

Съел Адам то зерно… —По Корану, Адам, совершая грехопадение, съел зерна пшеницы, а не яблоко, как в Библии. Здесь и далее Низами утверждает превосходство Мухаммеда над всеми другими, прежними пророками, включая в их перечисление, как и некоторые другие мусульманские авторы, Давида и Иосифа.

Но когда его конь устремился пшеницу топтать,// Мяч пришлось ему бросить и в угол ристалища стать. —Сравнения взяты здесь из игры в човган (конное поло). Конь Адама потянулся к пшенице (произошло грехопадение), и Адам не смог «повести мяч» (осуществить свою миссию пророка), «выбыл из игры». Аллах велел ему «стать в сторону», как игроку в човган, под которым заупрямилась лошадь.

Колыбель Авраамова много ль Смогла обрести?// Полпути проплыла и три раза тонула в пути. —То есть пророк Авраам не только выполнил свою пророческую миссию лишь наполовину, но и три раза в жизни лгал, отступал от покорности Аллаху. Библейское предание о Моисее, плывшем по реке в колыбели, Низами относит к Аврааму.

Увидал Моисей, что он чаши лишен послушанья,// И о гору «Явись мне» сосуд он разбил упованья. — То есть Моисей не достиг той степени покорности Аллаху, которой впоследствии достиг Мухаммед. Согласно преданию, Моисей сказал богу на горе Синай: «Явись мне», — и в ответ услышал: «Ты меня не увидишь!».

Шестидневный нарцисс… — то есть весь материальный мир, сотворенный за шесть дней.

Не бывало, чтоб буквы писал ты своими перстами. — Согласно жизнеописанию Мухаммеда, пророк никогда ничего не писал, чтобы неверные не сочли ничтожным и не истребили написанное им.

…прославлена свежая роза моя. — Имеется в виду поэма «Сокровищница тайн». Низами, говоря в этой главе о достоинствах поэмы, сравнивает себя с соловьем, поющим хвалы розе.

Я дышу лишьтобой… — Обращение к Бахрамшаху. Эта глава — продолжение предыдущей.

В двух краях засверкали две книги. В своей благодати// Два на них Бахрамшаха свои положили печати. — Низами говорит здесь и далее о двух книгах: своей «Сокровищнице тайн», поднесенной Фахраддину Бахрамшаху, правителю Эрзинджана (в Малой Азии, Руме), и поэме «Сад истин» Санаи, которая была поднесена около 1140 года правителю Газны, по случайному совпадению также носившему имя Бахрамшаха.

Поэма Санаи — первое поэтическое изложение мистических суфийских учений на персидском языке, зашифрованное сложнейшими символами и понятное полностью только тем, кто эти учения знает. Другой знаменитый суфий — Джалал ад-Дин Руми (XIII в.) — написал свое «Месневи» по просьбе учеников, которые не могли попять «Сад истин», как пояснение глубокого содержания этой поэмы. Низами в этих бейтах противопоставляет «Сокровищницу тайн» «Саду истин» (указывая на много меньший объем своей поэмы), очевидно, в том смысле, что в «Сокровищнице тайн» применен совсем новый метод поэтического изложения отдельных частей учения суфиев.

В небольшой поэме, тематически связанной с «Садом истин», Санаи излагает суфийское учение об аде, поразительно напоминающее «Божественную комедию». Как полагает один испанский востоковед, части того же учения, через переводы с арабского на латынь произведений суфия XIII века Ибн ал-Араби, были известны Данте. Отсюда — отдельные совпадения между «Сокровищницей тайн» и «Божественной комедией».

Дар из пучины возник. — Пучина— море, по-персидски омоним слова, которое значит «стихотворный метр». Низами говорит здесь о том, что его поэма написана другим стихотворным метром, чем «Сад истин».

…я в кольце, и заказан мне путь. — Низами говорит здесь о том, что в то время, когда он пишет эти строки, кругом идет война, и он не может приехать к Бахрамшаху.

В час, как начал надзвездный свои начертанья калам. — По мусульманскому учению, предвечно сотворенный калам (тростниковое перо) начертал на скрижали в горнем мире все судьбы вселенной (ср. выше). Таким образом, первым в порядке сотворения мира было слово. Эта гностическая теория встречается в Коране (божественный приказ «будь!» ср. выше), в Евангелии от Иоанна («Вначале было слово, и слово от бога…») и других источниках. Исходя из нее, Низами придает слову особое мистическое значение.

Двух сокровищниц ключ, — достижений великих основа, — // Есть язык искушенных, умеющих взвешивать слово. — Одна сокровищница — поэма Низами, вторая сокровищница — божественные тайны суфиев, изложенные символическим языком. В этом и последующих бейтах содержится намек на такую легенду. В ночь вознесения (см. выше) Мухаммед увидел над небесным престолом закрытое на замок помещение. Он спросил архангела Гавриила, что это. Тот ответил: «Это — сокровищница глубоких смыслов, а языки поэтов — ключи к ней».

Есть два друга у Друга… — Друг— Аллах, два друга— пророки и поэты, несущие людям божественные тайны.

Клювом бренным ее исторгали. — Клюв —рот человека, созданного, по Корану, из праха.

Жарким сердцем горя, на колена чело он положит. — Здесь и далее описана поза мистической медитации — глубокого раздумья, — когда сидящий по-восточному, поджав ноги, склоняет в раздумье голову до самых колен, как бы замыкаясь кольцом.

Он вдевает кольцо даже в ухо твое, небосвод!— То есть человек может подчинить себе, сделать рабом (см. выше) даже небосвод, судьбу.

…куском подавился железным… —то есть ему перерезали горло по приказу шаха.

От железа Саиджара — ведь он серебро! — ускользнул… — то есть тот, кто не унижается ради подачек шаха, может не опасаться и ого гнева, и казни.

До поры, как Закон… —подразумевается шариат.

…шар у дневного светила отобрал… — Образ, взятый из игры в човган. Отобрать шар — значит выиграть, победить. Эти слова стали в языке фарси идиоматическим выражением.

О наступлении ночи и познании сердца. — Сердце— в терминологии суфиев — вместилище самых высоких помыслов и чувств, той мистической любви, которая делает возможным единение с Аллахом. Вся глава представляет собой сложное символическое описание личных мистических переживаний Низами, до некоторой степени аналогичных вознесению пророка.

Если падает бык, хоть он был ожерельем украшен,// Все клинки обнажают. Ведь он уже больше не страшен. —Согласно средневековому комментарию, Низами сравнивает заходящее солнце с околевающим быком, которого хозяин спешит прирезать, пока он еще не издох, чтобы выпустить кровь. В образах этих первых стихов главы можно видеть отголоски древних иранских мистерий и жертвоприношений Митре — «солнцу-быку».

«Мир с неверными схож, потому-то и сделался черным!» —Согласно мусульманскому представлению, у «неверных» в день Страшного суда лица станут черными.

Но огонь ты отдай огневому, благому рубину. — Под рубином Низами подразумевает человеческий язык, произносящий благие речи.

Синий кувшин— небо.

Тем, чье чистое племя к девятому небу пришло. — Поэт говорит здесь о праведниках, приблизившихся к престолу Аллаха.

Сорок лет ожидать… — Суфии считали, что глубокие мистические переживания становятся доступными человеку только после сорока лет. Под сорокалетним возрастом они подразумевали срок наступления духовной зрелости. У Низами эта зрелость наступила, очевидно, около тридцати лет.

Ныне друга зови. — Друг— Аллах, и одновременно «искренний друг», «помощник», «возлюбленная». Через любовь и искренность, согласно суфийскому учению, лежит путь к богу. Вместилище и любви, и способности познать бога — сердце.

Я направился к сердцу… —Далее идет символическое описание «вознесения Низами».

Из чела сделав ноги, я голову сделал из ног. — Описание сложной позы медитации, применяемой суфиями, а также йогами в Индии (ср. выше, где описана другая поза медитации).

Был я в свете лампад, был я в блеске большого покоя. — Речь идет о проникновении в «мир тела», об осознании, в ходе медитации, своего тела микрокосмом и затем дворцом с султаном, придворными и т. п. В соответствии с этим представлением, Низами говорит далее символически о внутренних органах своего тела: «селенье дыханья» — легкие, «царь полудня»-сердце (или мозг), «красный всадник» — печень, «некий отрок» — желчный пузырь, «мастер засады» — кишечник, «бронзовый стан» — почки, и т. п.