Шрифт:
Едва начав чтение, понимаю, что больше пятидесяти страниц этой мути мне не осилить. Дойдя до сороковой, начинаю мысленно оставлять зарубки на воображаемом дереве: сорок первая, сорок вторая; сорок пятая, сорок шестая… Ну-ка, ну-ка – что это?…
Я благодарю судьбу, что в этот момент ничего не ем и не пью, поднимая градус удовольствия от текста – от попавшихся мне на глаза строчек можно было бы запросто поперхнуться:
« Нужно упомянуть здесь о древнейшем Слове, которое было в Азии… Оно до настоящего времени сохраняется у народов, живущих общинами в Великой Татарии».
Теперь уже я вцепляюсь в книгу обеими руками так, как в двенадцатилетнем возрасте вцеплялся в продаваемые подпольно черно-белые эротические фотографии:
«Я говорил с духами и ангелами, которые были оттуда в духовном мире, и они сказали, что имеют Слово; что имели его с древних времен; что они совершают свое Богослужение по этому Слову, и что оно состоит из одних соответствий. Они сказали, что в нем есть даже Книга Праведного, которая упоминается Иисусом Навином; также, что у них есть книги Браней Господних и Пророчества, упоминаемые Моисеем; когда же в их присутствии я прочитал слова, которые Моисей цитировал оттуда, то они хотели увидеть, были ли эти слова там, и нашли их. Из этого я заключил, что древнее Слово еще существует у них. В ходе разговора они сказали, что поклоняются Иегове, одни как невидимому, а другие как видимому Богу. Впоследствии они сообщили мне, что не позволяют чужестранцам приходить к себе, кроме китайцев, с которыми они живут в мире, потому что император Китая – оттуда. Затем они сказали мне, что они так плотно населены, что сомневаются, есть ли какая-либо область во всем мире более густо населенная… Спросите об этом в Китае, и, может быть, вы найдете, что Слово там среди татар».
«Слово среди татар» – то есть среди тюрков… Если факт открытия этого самого «Слова» состоялся только в девятнадцатом веке благодаря миссионеру Ландышеву, откуда про него мог знать Сведенборг?…
Не связаться ли по электронке с этим Мурадом? Написать ему: «Господин Аджи! Продолжайте в том же духе! Сведенборг бы вас поддержал!». Надо срочно полистать мурадовскую книженцию еще раз…
Я снимаю с полки «Азиатскую Европу» и раскрываю ее в самом начале. Кажется, что-то важное мне уже попадалось еще до раздела о монотеистической религии Тенгри… Ага, вот! Страница сто пятьдесят четыре:
«А началось все с письменных памятников, открытых тогда в России, вернее – в Южной Сибири, на древней родине тюрков. Памятники эти простояли более тысячи лет забытыми. Изучение истории «басурманских» народов не интересовало российскую науку.
Вот почему находки Даниэля Готлиба Мессершмидта остались без внимания. Этот естествоиспытатель из Данцига первым среди европейцев в 1719–1727 годах путешествовал по Сибири…
Примечание: есть мнение, что первым был все-таки пленный шведский офицер Ф.Стралленберг. Он увидел загадочные наскальные знаки в 1713–1722 годах, проживая в Сибири, и назвал их руническими из-за внешнего сходства с германскими рунами»…
Ну, наконец! Проблема разрешилась. А то – ангелы, ангелы! Сведенборг просто пообщался с этим – как его? – Стралленбергом (кстати: кто его оттуда вытащил обратно в Швецию – из Сибири-то?). И потом всё приписал духам. Или ангелам. Да какая разница? Нет, всё-таки про это нужно будет доложить на Культурологическом Конгрессе в Питере. И плевать на реакцию уважаемого академического сообщества!
Настроение у меня заметно улучшается. Я уже почти не думаю о результатах сегодняшнего экзамена у группы ЭПП-1. И вновь, как и вчера перед сном, задаю себе вопрос: а правильное ли решение я принял в том памятном две тысячи пятом – не заниматься больше серьезно наукой, не копаться днями напролет в библиотеках и не корпеть вечерами и ночами над компьютером, занося в его память пришедшие по прочтении мысли, а заниматься сравнительно честным отъемом денег у подросткового населения? Может быть, мне просто надо было продолжать идти тем путем, на который меня наставляли еще в годы существования Советского Союза – путем Декарта и Планка? Может быть, давно бы уже докопался до чего-нибудь такого, что даже официальная наука не смогла бы игнорировать?
Нет, не надо было. Жить тогда на что?
ДЕНЬ ШЕСТНАДЦАТЫЙ: 25 ИЮНЯ 2009 ГОДА, ЧЕТВЕРГ
(4-24 ИЮНЯ ПРОПУЩЕНЫ ПО БОЛЕЗНИ. ДИАГНОЗ: КОНЪЮНКТИВИТ. ВСТРЕЧАЛСЯ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО С ГАЛОЙ
И ДИПЛОМНИКАМИ)
Пол-десятого утра. Я только что отдал больничный Кейсане, взял у нее ведомость и теперь отправляюсь отрабатывать свои дополнительные четверть ставки на дружественной кафедре философии. Иначе говоря, принимать экзамен по концепциям современного естествознания у будущих знатоков германского права: есть и такая группа в нашем разностороннем университете. В ней всего десять человек, причем пять уже досрочно разъехались на практику по немецким городам-побратимам. Проводить занятия почти не требовалось, так как все равно на них никто не ходил. Точнее, появлялись два человека, и те нерегулярно – две девчонки, одна из которых работает у нас в универе. Естественно, чтобы не мучить их и не мучиться самому, я пообещал всем им поставить хорошие оценки просто так, без всякого «взимания налогов» с моей стороны в обмен на то, что в случае проверки посещаемости занятий вину за их отсутствие они должны взять на себя. Так, я знаю, многие делают. В общем, сплошная красота и благодать. Картину портит только то, что сейчас присутствие второго человека на моем экзамене гарантировано, и этот человек – Гусейнов. Старик (ему далеко за шестьдесят), мужик спокойный, но плохо то, что он может быть и упрямым. А еще хуже, что я ни разу не слышал, чтобы он брал – один раз, правда, двоечницу из МП-1-03 попросил купить учебники за тройку, но это не считается. И, наконец, он физик по образованию, поэтому будет довольно трудно навешать ему лапшу на уши и объяснить, почему я собираюсь поставить четверки-пятерки людям, которые не могут сказать, чем отличаются кванты от кварков. Он-то ведь будет думать, что я с них предварительно сколько-нибудь да слупил!
Иду в корпус «Б» и, пройдя почти до конца коридора, захожу в незапиравшуюся с прошлого вечера сто пятнадцатую комнату. Не сажусь за стол – все равно скоро придется провести в сидячей позе как минимум полчаса, – а, заложив руки за спину, начинаю расхаживать взад-вперед, пытаясь успокоиться. Немного погодя в аудиторию забегает Ира Донскова со своей подругой, рослой симпатичной брюнеткой.
– Здравствуйте, Игорь Владиславович! – говорят они мне почти одновременно. В глазах – смесь сомнений и надежды.
– Здравствуйте, девочки! Проходите к столу, – приглашаю я. – Хотите узнать, можно ли решить вопрос?
– Да… – на правах «старшей» кивает за двоих Донскова.
– Ещё сам не знаю. Сегодня, надеюсь, отвечу вам. Мне надо сначала увидеть кое-кого.
– Но шансов больше за то, что удастся?
– Скорее всего.
– Ну, мы тогда вам пока оставим, а вы нам потом эсэмэску сбросите, если что.
– Хорошо. С учетом того, что в чистом виде приобрести то, что вам надо, теперь нельзя, вы можете оставить вот так… – я беру со стола чистый лист бумаги, приготовленный для записи номеров билетов у правоведов, и выписываю равенства «5=750», «4=500», тут же зарисовывая их клубами «дыма». – Это только поддержка, девочки. Учить всё равно нужно…