Шрифт:
ДРУГ
Он был от рожденья немой, Незнакомый с лестью и ложью. Он любил, как любить не может Ни один человек… Домой Возвращалась я, и стыдливо, Неуклюже, забыв себя, Подходил он ко мне, любя, Улыбался немного криво, И смотрел на меня, смотрел Немигающим, строгим взглядом, Словно взять с собою хотел В смерть. И в смерти остаться рядом. Охранять мой дом и покой Не его ли случай поставил? Но ведь о любви такой И писал коринфянам Павел: О любви, что не верит в зло, Не противится и не ропщет. И сложнее быть не могло, И вовеки не будет проще. Вот пишу о нем, и от слез Уплывает в туман бумага… Он был бесхитростный пес. Дворняга. ОРЕХ
Светлане Соложенкиной
На удивленье и на смех Орехам грецким и кедровым, Большой кокосовый орех, Как будто сорван Гумилевым На экзотической земле, В саду заброшенного храма, Где он созрел в горячей мгле, Под бормотание там-тама. Орех и думать не дерзал В своей юдоли африканской, Что будет снег, вагон, вокзал, Москва и в ней бульвар Славянский, И девушка… Она о нем, В воображении богатом, Мечтала вечером и днем, О буром, диком, волосатом, О недоступном, о таком Гогеновском, – с его полотен! И вдруг орех вкатился в дом, И ощутим, и кругл, и плотен. Он прислан для любой игры. Вот, например: ударом верным Пробить в орехе две дыры, Как в банке с молоком консервным, И ждать, что струйка молока Зеленовато-голубого Польется в чашку. А пока Питье такое не готово, – Читать на память Гумилева. Второй рецепт несложный есть, – Ведь все рецепты в нашей власти: Мякину разрубить ни части, А после съесть, или не съесть. Но вряд ли станет палачом Та, что грустит о каждой мошке, Поет о камушке речном, Любуясь ивовой сережкой. Хоть любопытство и не грех, И мы его не судим строго, Живым останется орех. Орех Гогена и Ван Гога. На полке, в гуще пестрых книг, Приняв торжественную позу, Он ляжет, бур, космат и дик, И рядом с ним поставят розу, Ему особый жребии дан, Свое кокосовое чудо: Быть мячиком для обезьян И стать моделью для этюда! 1971 ВОДОПОЙ
Голубело небо, День был голубой… Маленькие зебры Шли на водопой. От хвоста до шейки, Не щадя чернил, Нотные линейки Кто-то им чертил. В озере водица – Брага в ендове! Топали копытца В голубой траве. Молча бы напиться! Только здесь и там Топали копытца, Как глухой там-там. Замечтался кто-то, Ноты позабыв. Разбросала ноты Тень плакучих ив. Солнечный и резвый, Зайчик заплясал. Тремоло, диэзы Золотом вписал. Молча не напиться, Если здесь и там Стал в оркестр проситься Быстрых ног там-там! Черное на белом Как не разглядеть! Полосатым телом Могут зебры петь. Это всё – из неба, Всё – само собой. В зоопарке зебры Шли на водопой. 1975 АТЛАНТИЧЕСКИЕ ПЕСНИ
Над Атлантическим океаном Иссиня-черная туча шла. Низко ползла, к воде прилегла, И стал океан стеклянным. На пустом берегу пески, пески, Седина без конца, без края… Чахнут водоросли от тоски, В тропической мгле сгорая. Душный воздух стоит и спит… На зеленой воде стоит Фосфорический мост из семи цветов, Из семи павлиньих хвостов. Я лежу на песке, а вокруг меня, В бархатистой пыли, возня: Осторожно бисер течет, И у ног моих холмик растет, Вырастает крошка-вулкан, Раскрывает черный глазок. Летаргически спит океан, Но проснулся, дыша, песок. Он выталкивает бугорки, Завивает в пыли дымки. В каждом кратере завязь цветка, И встают они из песка. Вот из щелки ползет василек, Пробежал два шага, прилег И с песчинкою заиграл, А за ним, как живой коралл, Покатился, с размером в пятак, Огневой, оранжевый мак. Это крабы к воде спешат И клешнями шуршат, шуршат… Ведь от радуги души звучат Атлантических паучат! Не вскарабкаться крабам слабым На светящуюся дугу. Чем помочь неумелым крабам, Если я сама не могу Ни подняться, ни перейти По мосту, к своему былому? Он лежал через речку к дому, И вели к нему все пути. Из березовых бревен, прост, Шаток был деревенский мост… Далеко расстилались леса И седые поля овса. В овсяных просторах земли Васильки и маки цвели… Гаснет радуга… Ни следа! О мостах, что сломались, забудь… Отсияв, превратилась вода В однотонную серую муть. Крабов нет. Из последних сил Океан их всех погасил. Чахнут водоросли от тоски, В душной пыли сгорая. Атлантические пески. Пустота без конца, без края… 1963 Флорида, США ЛЯГУШКА
Лягушка в тинистом пруду Соскучилась немало. Хотела проглотить звезду И не поймала. Но был высок, широк прыжок, – Теперь ей не вернуться На тот постылый бережок, Где комары толкутся, Не окунуться в сонный пруд, В его глухую темень. Там караси внизу снуют, Наверх подняться лень им… И ночь прошла. Горит заря. Куда ты, путь далекий? Как два зеленых пузыря, Надулись ветром щеки. Лягушка прыг, лягушка скок, Всю землю огибая. Вдруг перед ней – простор, песок И бездна голубая. Голубизной ослеплена, Пространством без предела, На камень шлепнулась она И вмиг окаменела. К ней долетал глубинный шум Из сине-голубого И, вместе с ним, пришло на ум Подслушанное слово. Кто знает, сколько шалых слов, Над прудом с карасями, Порой бормочет рыболов, Когда сидит часами В зеленом обществе лягух, Как будто спящих сладко? Но у лягух оличный слух, И память, и догадка. В стоячий пруд, в росу, в туман, В кувшинки на трясине Упало слово «океан», И был он синий-синий, Вот этот самый! Не узнать Нельзя его, такого. И повторяется опять Подслушанное слово. Туда уплыть и воду пить, Да только в незнакомом Опасно жить и гнезда вить, Обзаводиться домом… Заквакала, что было сил (Ей показалось – спела!), И кто-то из воды спросил: Что за ква-ква? В чем дело? И вот, над берегом взвилась, Неведомо откуда, Большая рыба – не карась, А просто чудо-юдо, Вся из литого серебра, Не рыба – королева, И плавники, как веера, Раскрыла справа, слева. Лягушка крякнула: – Ква-ква, Ох, пересохло горло! – И заболтала, чуть жива От страха и восторга: – Я вскачь пришла из темных стран. Чего я жду от рыбы? Про океан, про океан Вы рассказать могли бы? Как в океане?.. Там?.. У вас?.. – А рыба и не знала. Тараща на лягушку глаз, Рассеянно сказала: – Про океан?.. Какой такой?.. – В прибой нырнула голубой И под водой пропала. 1974 УКРАИНСКАЯ КУКЛА
Соломенная кукла С колючею косичкой! У этой куклы круглое Соломенное личико. Не платье, – просто лучики От солнца и подсолнуха. Такое платье лучше, Чем из литого золота. Ношу ее, баюкаю, Ищу ей места в доме: Куда деваться кукле Украинской, соломенной? А где-то жнивье желтое, Щетинистые крыши… Соломы шорох шелковый Я столько лет не слышала.. Оксана ты, Оксана, Глаза, как зерна карие! Не тесно ли, не странно ли Тебе и мне в Швейцарии! 1973 КИЕВСКОЙ ДОННЕ
Ганнусе Гончарик
Ты была кудрявым ангеленком, Бегала по Млечному Пути И упала вниз и, став ребенком, Не умеешь Млечный Путь найти. Это неприятно лишь вначале. Присмотревшись, будешь понимать: Прежде облака тебя качали, А теперь укачивает мать. Древний Киев у твоей кроватки Стал на страже детства и готов Снять, в поклоне, золотые шапки Золотых, как солнце, куполов. Заливается в ветвях каштана Украинский, звонкий соловей. Ты не бойся, маленькая Анна, Жизни неожиданной своей. Будет у тебя, в просторах здешних, Намечаться новый звездный путь, Много расцветет ромашек вешних, Только ты о небе не забудь, Только ввысь смотри и будь крылата, Оставайся девочкою той, Что играла запросто когда-то С каждой пролетающей звездой. Ангелятам наверху не странно (Ведь для всех чудес своя пора), Что, расставшись с ними, донна Анна Родилась на берегу Днепра! 1975 ЛИСИЦА И ВОРОНА
Снегом порошится Белый свет кругом. Снег метет лисица Огненным хвостом. Нечем поживиться, Голодна с утра. И слышит лисица Наверху: «Кра-кра!» Канавка-то Лебяжья, Да нет лебедей… А с крыши Эрмитажа Прямо в ухо ей: Кра-кра! Кра-кра-кра! – Что, лисица, скучно, В басню бы назад… Сыплет с черных сучьев Белый снегопад. Ворона и лисица Решили помириться, И пошли под ручку Прямо в Летний сад. Прямо в Летний сад, К дедушке Крылову. А тот замерз и спит, Перинкою пуховой До глаз прикрыт.