Шрифт:
— Хорошо, продолжай.
Улыбка Деона утратила искренность.
— Каждый сочельник, — начал он, — сиделки поют рождественские гимны. Все свободные от дежурства, то есть те из них, кого никуда не пригласили, надевают форму и со свечами в руках обходят палаты, распевая гимны. Обычно к ним присоединяются и сестры — несостоявшиеся оперные певицы, я полагаю. Ну, так Робби заключил пари, что пройдет с процессией и никто его не узнает. И будет петь!
Они посмеялись, и Деон, оживившись, продолжал:
— Робби раздобыл все необходимое — парик, форму больничной сиделки, накидку, туфли, шапочку — ну, словом, все. Даже накладные ресницы. В сочельник он переоделся, загримировался, выпил рюмочку-другую коньяку для храбрости, забрался в уборную и ждал там среди подкладных суден.
— Воображаю, — проговорила Элизабет. Она улыбалась, и напряженность исчезла из ее глаз.
— Девицы, уж не знаю в какой раз, будили больных, снова затягивая «Тихую ночь», и тут Робби выскользнул из уборной и присоединился к ним. Кое-кто посмотрел на него подозрительно, но несколько девушек были посвящены в затею и загородили его от остальных.
— И он пел? — спросила Элизабет.
— По-моему, он решил не искушать судьбу. И просто шевелил губами. Делал вид, будто поет.
— А потом в часовне! — подсказал Филипп.
— Верно! На этом дело не кончилось, — продолжал Деон, повернувшись к Элизабет. — Пройдя с гимнами по всей больнице, они отправились в часовню на рождественскую службу. В тот год служил молодой католический священник, и Робби постарался сесть прямо перед ним. А посреди службы взял и подмигнул ему.
Улыбка Элизабет становилась все шире.
— Ну, тот решил, что ему почудилось, и отвел взгляд. Но Робби заметил: священник нет-нет да и скосит на него глаза. Тут уж Робби заморгал своими пышными ресницами, кокетливо облизнул губы и выпятил накладной бюст, так что бедный священник прямо-таки начал заговариваться. По-моему, он и сам не мог разобрать, что перед ним — Бытие или Откровение. Уставился на Робби как зачарованный.
— Он был просто загипнотизирован, — вставил Филипп. — Словно птичка перед змеей.
— Под конец Робби начал показывать ему ножку, — продолжал Деон. — И чуть увидит, что священник приходит в себя, так вздернет юбку еще выше. Тут и был конец проповеди.
Они с Филиппом расхохотались, и Элизабет присоединилась к ним.
— Бедняжка, — сказала она. — Священник — бедняжка.
— Да, конечно, — согласился Филипп.
На минуту наступило молчание.
— И все-таки, что ни говори, это было счастливое время, — сказал Филипп.
Деону хотелось поддержать их веселое настроение.
— А помнишь доску для объявлений в школе сестер? Чего только ребята не наклеивали на нее! Как это там было о девственницах?
— Не помню.
— Ах, да! Примерно так: «Сегодня состоятся собрание всех девственниц — у телефонной будки».
Филипп улыбнулся, и снова наступило неловкое молчание, которое Деон поспешил прервать.
— Ты долго думаешь пробыть в Южной Африке?
Филипп пожал плечами.
— У меня отпуск на полгода. Но все зависит от… ну, ты знаешь.
— Да. Мне следовало бы давным-давно навестить твою маму. — Деон старался говорить тоном самого искреннего сочувствия и сознавал, что перебарщивает. — Как-то странно, что они оба, твоя мать и мой… мой отец…
— Тут нет ничего странного.
— Я хотел сказать…
— Я понимаю. Но это ведь не совпадение. Ты же знаешь — старость.
И снова тягостное молчание. Неужели нас ничто не связывает? — подумал Деон. Неужели ничто?
— Как ты думаешь, когда будет найдено средство против рака? — спросил он, чтобы заполнить паузу. — Исследования ведутся повсюду, но результатов пока не видно.
Филипп сжал губы.
— Не сказал бы. Мы узнаём все больше и больше, особенно о патогенезе.
— А что такое патогенез? — с неожиданным интересом спросила Элизабет.
— Ну, если дословно, «генез» значит происхождение, «пато» — болезнь. Возникновение болезни. Например, было доказано, что определенные вирусы играют важную роль в новообразованиях, по крайней мере у животных.
— В самом деле? Так, значит, можно создать вакцину против рака, как против оспы?