— Да, красиво, — сказал Филипп. — Очень красиво.

— Есть места и похуже, а?

— О да. — И вновь сухость его тона почти граничила с иронией.

— Говорят, Канада тоже прекрасная страна, — продолжал Деон, словно оправдываясь, и оттого с некоторой воинственностью. — Зимняя охота, например…

— Тебе не доводилось там бывать?

— Нет. Как-то все получалось, что я ограничивался только Штатами. А в Канаду так и не собрался.

— Вот почему мы ни разу не встретились. Но я с интересом следил за твоей карьерой.

— А я за твоей, — с улыбкой заверил его Деон. — Один из ребят старика Снаймена был приглашен в университет Мак-Гилла и держал нас в курсе дел.

Он открыл дверь и пропустил гостя вперед.

Филипп остановился, разглядывая большое не вставленное в раму полотно на стене, подписанное «Лукас Марентсане». Художник с большим искусством создал из мутно-коричневых, серых и охровых пятен и смелых черных штрихов четкое и в то же время томительно тоскливое изображение трущобного поселка на заре. С картины Филипп перевел взгляд на внутренний дворик за стеклянной стеной — там искусно подсвеченный фонтан взметывал струи среди темных декоративных растений.

И, чуть-чуть улыбаясь, он повернулся, чтобы поздороваться с Элизабет ван дер Риет, которая шла к ним через огромный холл. Длинное платье изящно колыхалось при каждом шаге, и казалось, что она скользит по плиткам пола.

— Добро пожаловать на родину, Филипп, — сказала она тоном величайшей искренности.

В ее словах было что-то театральное, заранее обдуманное, но ни Филипп, ни Деон как будто ничего не заметили.

— Добрый вечер, Элизабет, — ответил Филипп с точной мерой теплоты и уважения. — Благодарю вас.

Она подставила мужу щеку для поцелуя. Потом бросила на обоих лукавый взгляд, отдавая себе полный отчет в ситуации, полностью ее контролируя и даже затягивая, чтобы продлить игру с ними, которая, впрочем, не была опасной.

Она рассмеялась, и Филипп заметил, что былая брызжущая веселость еще сохранилась в ней, но стала приглушенной, менее радостной, словно питавший ее источник смелой беззаботности начал иссякать.

Она была все еще красива. Но разумеется, не щедрой красотой юности. Теперь в ее красоте появился неизбежный оттенок (как смела юность, подумал он, как уверена в своей вечности и как быстро исчезает) тщательного ухода, умело скрываемых ухищрений. Если к двадцати прибавить восемнадцать, печальный итог составит тридцать восемь.

Но она все еще была красива. Волосы, которые она отпустила по требованию моды, густые и ровно-золотистые, ниспадали ей на плечи. Когда она улыбалась, в уголках глаз и губ кожа собиралась в мелкие морщинки, но ее фигура оставалась стройной и гибкой.

Она пошла впереди них в гостиную (такой же пол из мозаичной плитки, сиденья полукругом у большого камина, картины африканских художников, тоже без рам), и бедра ее чуть покачивались, вызвав еще одно воспоминание далекого прошлого.

Филипп поспешно отогнал непрошеную мысль и, сказав «благодарю», опустился в кресло, указанное Элизабет.

— Выпьем, — весело предложил Деон, хлопнул в ладоши и нагнулся к потайному бару в нижней части книжного шкафа с последними новинками. — Тебе, дорогая?

— Мне… ну, пожалуй, хереса. — Она повернулась к Филиппу со светской улыбкой. — Когда Деон сообщил, что привезет вас, я послала за канадским ржаным виски. Но если вы предпочитаете что-нибудь другое…

— Благодарю вас, канадское виски! — хотя он предпочел бы что-нибудь полегче.

— Со льдом? — спросил Деон. — Или с содовой?

— Со льдом.

Они сидели, прихлебывая из бокалов, и молчали. Наступила та неловкая, та неизбежная минута, когда уже нельзя было отогнать воспоминания, и в комнату к ним незваным четвертым явилось прошлое.

— Лекция мне очень понравилась, — сказал Деон. — По крайней мере то, что я сумел понять. — Он заметил, что чуть-чуть волнуется, и говорил медленно, а потому эти пустые любезности вдруг обрели особую важность и смысл. — Она произвела большое впечатление на всех. — Он усмехнулся. — Я начинаю побаиваться, как бы нам, хирургам, в один прекрасный день не остаться без работы.

Элизабет тоже засмеялась и сказала с шутливым смущением:

— Я сегодня попыталась прочесть статью в энциклопедии о вашем предмете, Филипп, чтобы не выглядеть совсем уж невеждой, но поняла только, что плодовая мушка размножается с фантастической быстротой.

— Мы не пойдем дальше этого обстоятельства, — пообещал Филипп.

На этот раз они засмеялись все вместе и устроились поудобнее, словно общество друг друга уже не так их стесняло.

Но хотя они смеялись и вели непринужденный разговор, отмечая друг в друге и остроумие, и умение вести себя, эта неизбежная минута воспоминаний еще не прошла. Четвертый гость по-прежнему сидел с ними, храня упорное молчание, всматривался по очереди в их лица, ловил их нервные взгляды, вслушивался в их слишком уж веселый смех и ждал какого-нибудь слова или жеста, которые выдали бы, что эти трое сознают его присутствие, что оно связывает их и мучит.