— Я хотел увидеть тебя.

Черное Пальто покосился на него.

— Ты увидел. И что дальше?

Одинокое Сердце заколебался. Он по-прежнему не мог собраться с мыслями, вспомнить то, что заранее планировал сказать. Близость Черного Пальто его деморализовала. И еще как будто лишний раз напомнила: никогда, никогда человеку не станет все равно, как низко бы он ни пал, какое горе бы его ни постигло и чтобы он там себе или другим не утверждал. Не может стать абсолютно все равно, пока кровь течет по жилам, пока бьется сердце, пока сокращаются легкие.

И, возможно, не станет все равно даже после того, как не будет и этого.

Захотелось расплакаться. Даже разрыдаться, как мальчишка. Одинокое Сердце подумал, что стесняться нет смысла. Стесняться этого человека, от которого по неясной причине столько зависело, если это вообще был человек, в чем Одинокое Сердце сомневался, было также нелепо, как стесняться порванных плавок, когда на тебя нападает акула. Пусть он превратится в тряпку, все это — ничто, лишь бы выкрутиться из этой ситуации.

— Не трогай моего сына, — пробормотал Одинокое Сердце. — Пусть он останется жить.

Черное Пальто никак на это не отреагировал, но чувствовалось, что он удовлетворен. Было что-то такое в его профиле.

— Он ведь… Он и так уже… по наклонной катится. Его едва не посадили, он… Кажется, он сильно пьет, и я… больше не могу.

— Вот видишь, — заговорил Черное Пальто. — Он и без моих усилий живой труп. Чего ради стараться?

— Но он мой сын! Понимаешь? Это все, что у меня осталось! Жену ты отобрал, я, считай, живой мертвец, сын опустился, но он еще жив. И, значит, все еще можно исправить. Ему ведь еще жить и жить, — но в голосе уверенности не было. — Не забирай его, прошу тебя.

— С чего ты взял, что это я его забираю? — кажется, Черное Пальто удивился.

Одинокое Сердце на секунду растерялся. Действительно, у него не было никаких доказательств. И все же каким-то образом он знал, что именно Черное Пальто причастен к самоубийству его жены. Точно также Черное Пальто мог что-то сделать с его сыном.

— Прошу тебя, — повторил Одинокое Сердце не в силах добавить что-то еще.

— Ты дозвонился? — неожиданно спросил Черное Пальто.

Одинокое Сердце вздрогнул. Черное Пальто знал о его попытках дозвониться, и это неудивительно. Теперь Одинокое Сердце получил лишний довод в пользу своих подозрений относительно мальчика-калеки. Похоже, мальчик исчез не без помощи Черного Пальто.

Одинокое Сердце прикусил губу, сдерживая слезы.

— Что мне оставалось? Ведь я не хочу, чтобы сын… — дальше он говорить не смог.

— Нет, мой благородный друг. Ты хотел не только уберечь своего пацана. Ты хотел копнуть намного глубже.

И Черное Пальто повернулся к нему, заглянул в глаза. Одинокое Сердце передернуло. У него закружилась голова, затошнило. Он отступил на шаг, желая только одного: чтобы Черное Пальто отвернулся. Конечно, тот продолжал смотреть на него в упор.

— Звонки ничего не дадут, — сказал Черное Пальто. — Он тебе не поверит. Если хочешь, чтобы все получилось, надо лично встретиться, а не болтать по телефону.

Одинокое Сердце испытал шок. Черное Пальто встал на его сторону? Проникся его горем?

— Но разве такое возможно? — прошептал Одинокое Сердце. — Разве я могу увидеть…

— Если постараешься, — оборвал его Черное Пальто. — Заодно и проблема с твоим отпрыском разрешится. А теперь… проваливай. Если, конечно, не хочешь полюбоваться вот этим мальчиком, который сейчас отправится в далекий путь.

Черное Пальто тихо засмеялся.

Арсений продвигался сквозь толпу, вытекавшую из метро станции «Чкаловская», когда поймал себя на мысли, что наверняка еще больше напоминает робота, нежели все эти люди, что его окружали.

Не зря его неофициально вызвал шеф и поинтересовался душевным состоянием своего подчиненного. Было с чего. Арсений сам чувствовал, что выглядит слишком углубленным в свои проблемы, чтобы этого не замечали сотрудники, и чтобы это не сказывалось на работе. Он едва убедил шефа, что тот зря волнуется. Здоровье у него в порядке, в семье отлично, жена всем довольна, а сын — ну просто умница, таким можно только гордиться.

Все это, конечно, выглядело хлипким, и Арсений привел самый весомый аргумент: август, переутомление, хочется в отпуск. И шеф проявил милосердие: вызвал получить объяснения, а в результате сказал, чтобы Арсений написал заявление и готовился уйти на отдых через неделю.

От шефа Арсений отмазался, это да, но вот от себя он отмазаться не мог. Уже который день Арсений после работы ехал на «Чкаловскую» и прогуливался по Земляному Валу. Что-то происходило с Арсением, но никаких зацепок для объяснений не было, и потому он надеялся вновь увидеть тех, кто напомнил ему друга Диму и самого себя. Увидеть и убедиться, что это всего лишь двойники. Либо… узнать что-то иное.