— Наверное, из-за той драки, что вчера на дискотеке была. Как свидетельницу. Там кому-то руку сломали.

Кажется, объяснение мать устроило, и она о дочери забыла. Но ведь тот, что приходил, все-таки снова заявится.

Яна поборола страх очень быстро. Конечно, она бы не имела ничего против разбитой головы учителя, но вообще-то, задумывая весь этот спектакль, она рассчитывала лишь нагнать на него страху, выдрать у него добрый кусок нервов, заставить Андрюшу повозиться с разбитым окном. Про физический ущерб учителю она не думала и потому оказалась неподготовленной к «перевыполнению» нормы.

Со страхом, этим непривычным для себя чувством, она справилась с помощью двух основных аргументов. Во-первых, узнай кто-нибудь Гену, пришли бы к нему, а не к ней. Какое она имеет к Гене отношение? Она с ним не встречается. Во-вторых, если Андрюше действительно проломило голову, и он чего-то наговорил следователю именно про нее, это проблемы Гены. Она была ночью дома и знать ничего не знает. Если даже допустить, что Гену опознали, и позже он, оправдываясь, что-то скажет и про нее, Яна станет все отрицать. В крайнем случае, сама перейдет в нападение. Заявит, что пожаловалась Гене на учителя, и он стал храбриться, что отомстит ему. И Яна никогда бы не подумала, что Гена приведет свои бахвальства в исполнение. Поверят ей, а не ему. У него уже были какие-то проблемы с законом, кажется, даже получил условный срок, так что пусть только попробует, приплетет ее.

Но этого, конечно же, не могло быть. В противном случае, опознай его кто-нибудь, Гена не сидел бы с ней на скамеечке в середине дня в превосходном настроении. Его бы взяли тепленьким еще рано утром. Нет, просто Андрюша, если он вообще в сознании, наговорил про нее, Гена же не попался.

И все-таки Яна, представив Гену, почувствовала негодование. Что он там натворил? Вместо того чтобы просто разбить среди ночи окно, он запустил туда громадным булыжником, которым и убить можно! Конечно, Яна вовсе не заплачет, если паршивец Андрюша сдохнет, но это дело куда серьезней, и кто его знает, не вычислят ли как-нибудь сыщики Гену и не вцепятся ли в него так, чтобы он раскололся?

Яна вспомнила, как в субботу вечером удовлетворяла прихоти Гены, чтобы он ночью сделал то, что она хотела. Вспомнила, как он ставил ее на четвереньки и остервенело двигался, словно куда-то спешил и торопился кончить с этим делом. Почему-то ей было неприятно вспоминать об этом, несмотря на то, что за вечер она без проблем четыре раза испытала оргазм. Да, она не мучилась, не испытывала боль, она тоже получила удовольствие, но это ничего не меняло. Наверное, потому, что не сама она предложила эту бартерную сделку. Она считала, что Гена должен все сделать даже без такой платы. Он должен был удовлетворить ее прихоть даже не за секс с ней, а только за поцелуй ее стопы, раз уж на это пошло. Только за это. За право позволить ему что-то для нее сделать!

Что ж, будем считать, что она сделала ему невероятное одолжение. И вряд ли пойдет на это еще раз. Тем более что ей приходится думать о беседе с каким-то ментом.

На всякий случай она позвонила Гене, но его не было дома, и никто не мог сказать, когда он появится. Яна представила, как он снова повторяет, что сделал все чисто, и махнула на него рукой.

Покрутив бумажку с номером, что оставил следователь, Яна решила звонить первой. Если там что-то серьезно, ее все равно заставят ответить на какие-то вопросы. Разве виновный человек стремится сам узнать, что от него хотят правоохранительные органы?

Встреча произошла в тот же день. Следователь, удивившись ее прыти, предложил Яне прийти в его кабинет, если она так стремится узнать, зачем ему понадобилась. Яна, не долго думая, покинула квартиру и пришла в «ментовку», невыразительное двухэтажное здание из кирпича, примостившиеся среди частного сектора в пяти минутах ходьбы от центральной улицы.

Следователь оказался высоким, крепким, с вытянутым, но впечатляющим лицом. Смотрел так, словно все про нее знал. Яна не растерялась. Она хотела показать себя уверенной и спокойной, и у нее это получилось.

Она уже догадалась, что будь так все серьезно, ее бы ждали дома, а не оставляли телефон, словно предлагая ей решить, согласна ли она на свидание. Наверное, Андрюша упомянул ее имя, и в милиции вынуждены были ее проверить, это же их работа. Но после разговора с ее матерью, их интерес к Яне пропал. Мать подтвердила, что дочь была дома, и, когда ее спросили, уверена ли она в этом, не покрывает ли свою дочь, она предложила спросить то же самое у ее мужа.

Следователь спросил, где ночевала Яна и во сколько пришла домой. Получив от Яны ожидаемый ответ, следователь перешел к более туманным вопросам. Как Яна учится? Как отношения с одноклассниками? И с учителями? С кем из них отношения натянутые? Яна ожидала, что последует вопрос про Андрюшу, но сыщик ограничился общими фразами. Он вообще не упомянул имя нового учителя, и Яна на какой-то момент даже засомневалась, из-за Андрюши она здесь или нет.

Потом следователь попросил извинение за беспокойство и сказал, что она может идти.

Сейчас, ожидая прояснений по поводу следующего урока, Яна снова засомневалась. Неужели Андрюша получил камнем по голове? В противном случае, почему он не явился на работу? Если так, значит, вчера следователь, так быстро отпустивший Яну, фальшивил? И ситуация куда серьезней?

К Яне подошла одна из одноклассниц, но Яна невежливо попросила оставить ее одну, сославшись на усталость и начинавшуюся головную боль. Ей нужно было обдумать, как вести себя дальше при различных вариантах.