Дальше было как всегда, если не принимать во внимание новизну старых ощущений, обновлённых счастливым разрешением озёрного приключения. Малыш приятно удивил, слопав безотрывно целую гору тушёного с луком мяса, да и Иван Ильич, удивляясь себе, не отстал, с проснувшимся людоедским аппетитом. Противник водных процедур вылакал полчашки воды и, выполнив свой долг, степенно удалился в комнату. Там он несколько мгновений постоял перед креслом, но, разумно решив, что с таким грузом высоту не осилит, вспрыгнул на диван и с облегчением упал набок. А Иван Ильич налил в чашку чаю, включил телевизор и подсел рядом, обхохатываясь над плоско-похабными шуточками петросяновских бабок. Более интеллектуальный малыш не поддержал его и вскоре захрапел. Пришлось прервать шумное веселье, пойти вымыть и вычистить кухню, вычиститься и вымыться в душе самому и окончательно прийти в себя. Расстелив постель, он перенёс на неё малыша, сам улёгся рядом с обмякшим тёплым тельцем, совсем не с тем, с которым хотелось ещё полдня назад.

– 4-

И на работу поехали вместе. И девушку с нотным вензелем на папке встретили в автобусе.

– Сударь! – закричала она из другого конца автобуса, прижатая к кабинке водителя, напугав стоявших рядом и по-лошадиному дремавших попутчиков, когда увидела Дарьку на руках Ивана Ильича. – Дарий! Царь!

Он сразу засучил лапами, стараясь освободиться от рук и спрыгнуть на пол, чтобы бежать к ней. Удержать его было невозможно, он выскользнул на ноги хозяину и вьюном полез на призыв через чужие ноги, отодвигаемые в испуге. И вот уже он у неё на руках, смешно теребит хвостиком, и они целуются под хорошие улыбки смурных с утра конторских рабов, и он любовно лижет её в глаза и в нос. Она, смеясь, морщится, но не отодвигается, а только крепче прижимает малыша, забыв про поставленную между ног на ребро папку. Они о чём-то шепчутся на зависть Ивану Ильичу, радуясь общению. Хозяин тоже улыбается, удивляясь способности маленького жмурика с первого нюха угадывать плохих и хороших людей. Жанну и Валерию невзлюбил сразу, а с этой готов, наверное, остаться навсегда. Сердце прищемило ревнивое чувство к незнакомке, покорившей самолюбивого гордого пса с первого прикосновения. А они всё говорят и говорят, одна тихо, другой молча, и никак не наговорятся, никак не налюбуются друг на друга. С ним малыш так нежно себя не ведёт. Чувствует, негодник, у кого изломаны душевные линии.

Недолго удалось миловаться, пришло время расставаться. Она хотела передать ластёну с рук на руки, но Иван Ильич, вовремя заметив её намерение, крикнул:

– Выходим вместе!

Музыкантша удивлённо вскинула брови, но, не теряя малого времени, приподняла Дарьку на плечо, удерживая одной рукой под зад, другой кое-как уцепилась за папку и стала протискиваться к выходу в переднюю дверь, а Иван Ильич синхронно, не теряя их из виду – в заднюю. Выпихнутый из автобуса, он поспешил на помощь, но опоздал. Она, прислонив папку к колену, наклонившись, уже ставила драгоценного зверя двумя руками на тротуар.

– Здравствуйте, - впервые за много встреч поздоровался он в опущенную голову.

Она, прочно установив пса, подняла её, и он вдруг разглядел, что никакая она не девушка, как ему всегда виделось издалека, а молодая женщина, которую очень молодили очень красивые длинные густые волосы, распущенные по-молодому, и очень красивые весёлые глаза Дарькиного цвета.

– Здравствуйте, - ответила певучим мягким голосом приятного украинского тембра, тоже разглядывая хозяина малыша.

– Вы учитесь в консерватории? – опешив от неожиданного открытия и не перестроившись на реальность, задал он несуразный вопрос.

Девушка-женщина легко рассмеялась, и он подумал, что она, наверное, учится вокалу.

– Что вы! – отвергла предположение. – Я давно уже отучилась. Сейчас стажируюсь на директора музыкального училища нашего небольшого городка - Иван Ильич с трудом вспомнил названный ею город, расположенный где-то далеко на юге области – с деревянными домами, спрятанными от жары в густых садах. У нас с сыном тоже маленький домик и маленькая Лялька, почти как Сударь, только пушистая и беленькая. Ой! – всполошилась вдруг. – Опаздываю! Сегодня последний экзамен, завтра уезжаю. Прощай, Сударь-Сударик! – она опустилась перед ним на корточки, а он встал на задние лапки, и они, соединившись передними, расцеловались. – Здоровья вам и большого счастья, - и поспешила к зданию консерватории, с трудом справляясь с отдуваемой ветром парусной папкой.

А они, застыв на месте, провожали её грустными взглядами. Будто почувствовав, она обернулась перед самым входом, помахала свободной рукой и исчезла. Но они ещё некоторое время стояли, надеясь, что выйдет, вернётся. Потом оба тяжело вздохнули, и большой сказал маленькому:

– Пошли, что ли, вкалывать?

Они, конечно, опоздали. Когда пришли, вся дисциплинированная шарашкина банда была в сборе. Кроме Божия. Его, оказывается, уже вызвали к ректору, и все знали зачем. Викентий Алексеевич, посмотрев на опоздавшего, осуждающе покачал головой.

– Тебе повезло, а то мог бы опоздать и к своим крестинам, - прозрачно намекнул на ожидаемую рокировку шарашечной власти. – Готовься, скоро и за тобой придут, - сказал так, будто прийти должны из всеми любимых органов.

Но оттуда никто не появился, а пришёл Божий, почему-то весёлый, размахивая узенькой бумаженцией.

– Слушайте все! – громко призвал глашатай к вниманию. – Зачитываю фирман наиучёнейшего правителя нашей богом отринутой обители.

И зачитал:

– В связи с реорганизацией НИИ Электроники экспериментальное конструкторское бюро ликвидируется. Трудоустройство сотрудников ЭКБ будет осуществляться кадровой комиссией в индивидуальном порядке по результатам собеседования. Подпись: всеми нами многоуважаемый ректор.

Нежданная весть словно громом поразила присутствующих. Они замерли, не в силах переварить известие сразу, и только Божий тихо смеялся. Опомнившись, все повернулись к Ивану Ильичу. Он не смеялся, уставясь пустым взглядом в столешницу. Лицо несостоявшегося шефа побледнело, а глаза застилала серая пелена. Левый висок рвала вздувшаяся вена. Дарька, не подсказавший несчастья, спокойно спал в углу, свернувшись калачиком. Наглядевшись на неудачливого претендента, все разом повернулись к сороке. Та, бордовее своего стильного платья, сорвалась с места у разделительной перегородки и опрометью выбежала из комнаты.