Управляя такимъ образомъ общественнымъ составомъ, какъ духъ управляетъ составомъ тлеснымъ, Церковь не облекала характеромъ церковности мірскихъ устройствъ, подобныхъ рыцарско-монашескимъ орденамъ, инквизиціоннымъ судилищамъ и другимъ свтско-духовнымъ постановленіямъ Запада; но, проникая вс умственныя и нравственныя убжденія людей, она невидимо вела государство къ осуществленію высшихъ Христіанскихъ началъ, никогда не мшая его естественному развитію. И духовное вліяніе Церкви на это естественное развитіе общественности могло быть тмъ полне и чище, что никакое историческое препятствіе не мшало внутреннимъ убжденіямъ людей выражаться въ ихъ вншнихъ отношеніяхъ. Неискаженная завоеваніемъ, Русская земля, въ своемъ внутреннемъ устройств, не стснялась тми насильственными формами, какія должны возникать изъ борьбы двухъ ненавистныхъ другъ другу племенъ, принужденныхъ, въ постоянной вражд, устроивать свою совмстную жизнь. Въ ней не было ни завоевателей, ни завоеванныхъ. Она не знала ни желзнаго разграниченія неподвижныхъ сословій, ни стснительныхъ для одного преимуществъ другаго, ни истекающей оттуда политической и нравственной борьбы, ни сословнаго презрнія, ни сословной ненависти, ни сословной зависти. Она не знала, слдственно, и необходимаго порожденія этой борьбы: искусственной формальности общественныхъ отношеній и болзненнаго процесса общественнаго развитія, совершающагося насильственными измненіями законовъ и бурными переломами постановленій. И князья, и бояре, и духовенство, и народъ, и дружины княжескія, и дружины боярскія, и дружины городскія, и дружина земская, — вс классы и виды населенія были проникнуты однимъ духомъ, одними убжденіями, однородными понятіями, одинакою потребностію общаго блага. Могло быть разномысліе въ какомъ нибудь частномъ обстоятельств; но въ вопросахъ существенныхъ — слдовъ разномыслія почти не встрчается.

Такимъ образомъ, Русское общество выросло самобытно и естественно, подъ вліяніемъ одного внутренняго убжденія, Церковью и бытовымъ преданіемъ воспитаннаго. Однакоже — или лучше сказать потому именно въ немъ не было и мечтательнаго равенства, какъ не было и стснительныхъ преимуществъ. Оно представляетъ не плоскость, а лстницу, на которой было множество ступеней; но эти ступени не были вчно неподвижными, ибо устанавливались естественно, какъ необходимые сосуды общественнаго организма, а не насильственно, случайностями войны, и не преднамренно, по категоріямъ разума.

Если бы кто захотлъ вообразить себ Западное общество феодальныхъ временъ, то не иначе могъ бы сложить объ немъ картину, какъ представивъ себ множество з`aмковъ, укрпленныхъ стнами, внутри которыхъ живетъ благородный рыцарь съ своею семьею, вокругъ которыхъ поселена — подлая чернь. Рыцарь былъ лицо; чернь — часть его з`aмка. Воинственныя отношенія этихъ личныхъ з`aмковъ между собою и ихъ отношенія къ вольнымъ городамъ, къ королю и къ Церкви, — составляютъ всю исторію Запада.

Напротивъ того, воображая себ Русское общество древнихъ временъ, не видишь ни з`aмковъ, ни окружающей ихъ подлой черни, ни благородныхъ рыцарей, ни борющагося съ ними короля. Видишь безчисленное множество маленькихъ общинъ, по всему лицу земли Русской разселенныхъ и имющихъ, каждая на извстныхъ правахъ, своего распорядителя, и составляющихъ, каждая, свое особое согласіе, или свой маленькій міръ: эти маленькіе міры или согласія сливаются въ другія, большія согласія, которыя, въ свою очередь, составляютъ согласія областныя и, наконецъ, племенныя, изъ которыхъ уже слагается одно общее, огромное согласіе всей Русской земли, имющее надъ собою Великаго Князя всея Руси, на которомъ утверждается вся кровля общественнаго зданія, опираются вс связи его верховнаго устройства.

Вслдствіе такихъ естественныхъ, простыхъ и единодушныхъ отношеній, и законы, выражающіе эти отношенія, не могли имть характеръ искусственной формальности; но, выходя изъ двухъ источниковъ: изъ бытоваго преданія и изъ внутренняго убжденія, они должны были, въ своемъ дух, въ своемъ состав и въ своихъ примненіяхъ, носить характеръ боле внутренней, чмъ вншней правды, предпочитая очевидность существенной справедливости — буквальному смыслу формы; святость преданія — логическому выводу; нравственность требованія — вншней польз. Я говорю, разумется, не о томъ или другомъ закон отдльно, но о всей, такъ сказать, наклонности (тенденціи) древне-Русскаго права. Внутренняя справедливость брала въ немъ перевсъ надъ вншнею формальностію.

Между тмъ, какъ Римско-Западная юриспруденція отвлеченно выводитъ логическія заключенія изъ каждаго законнаго условія, говоря: форма — это самый законъ, — и старается вс формы связать въ одну разумную систему, гд бы каждая часть, по отвлеченно-умственной необходимости, правильно развивалась изъ цлаго, и все вмст составляло не только разумное дло, но самый написанный разумъ; право обычное, напротивъ того, какъ оно было въ Россіи, выростая изъ жизни, совершенно чуждалось развитія отвлеченно-логическаго. Законъ въ Россіи не изобртался предварительно какими-нибудь учеными юрисконсультами; не обсуживался глубокомысленно и краснорчиво въ какомъ-нибудь законодательномъ собраніи, и не падалъ потомъ, какъ снгъ на голову, посреди всей удивленной толпы гражданъ, ломая у нихъ какой-нибудь уже заведенный порядокъ отношеній. Законъ въ Россіи не сочинялся, но обыкновенно только записывался на бумагу, уже посл того, какъ онъ самъ собою образовался въ понятіяхъ народа и мало по малу, вынужденный необходимостью вещей, взошелъ въ народные нравы и народный бытъ. Логическое движеніе законовъ можетъ существовать только тамъ, гд самая общественность основана на искусственныхъ условіяхъ; гд, слвательно, развитіемъ общественнаго устройства можетъ и должно управлять мнніе всхъ или нкоторыхъ. Но тамъ, гд общественность основана на коренномъ единомысліи, тамъ твердость нравовъ, святость преданія и крпость обычныхъ отношеній не могутъ нарушаться, не разрушая самыхъ существенныхъ условій жизни общества. Тамъ каждая насильственная перемна по логическому выводу была бы разрзомъ ножа въ самомъ сердц общественнаго организма. Ибо общественность тамъ стоитъ на убжденіяхъ, и потому всякія мннія, даже всеобщія, управляя ея развитіемъ, были бы для нея смертоносны.

Мнніе, убжденіе — дв совершенно особыя пружины двухъ, совершенно различныхъ, общественныхъ устройствъ. — Мнніе не тмъ только отличается отъ убжденія, что первое минутне, второе тверже; первое — выводъ изъ логическихъ соображеній; второе — итогъ всей жизни; но въ политическомъ смысл они имютъ еще другое несходство: убжденіе есть невыисканное сознаніе всей совокупности общественныхъ отношеній; мнніе есть преувеличенное сочувствіе только той сторон общественныхъ интересовъ, которая совпадаетъ съ интересами одной партіи, и потому прикрываетъ ея своекорыстную исключительность обманчивымъ призракомъ общей пользы.

Отъ того въ обществ искусственномъ, основанномъ на формальномъ сочетаніи интересовъ, каждое улучшеніе совершается вслдствіе какого-нибудь преднамреннаго плана; новое отношеніе вводится потому, что ныншнее мнніе беретъ верхъ надъ вчерашнимъ порядкомъ вещей; каждое постановленіе насильственно измняетъ прежнее: развитіе совершается, какъ мы уже замтили, по закону переворотовъ — съ верху въ низъ или съ низу въ верхъ, смотря по тому, гд торжествующая партія сосредоточила свои силы, и куда торжествующее мнніе ихъ направило. Напротивъ того, въ обществ, устроившемся естественно изъ самобытнаго развитія своихъ коренныхъ началъ, каждый переломъ есть болзнь, боле или мене опасная; законъ переворотовъ, вмсто того, чтобы быть условіемъ жизненныхъ улучшеній, есть для него условіе распаденія и смерти: ибо его развитіе можетъ совершаться только гармонически и непримтно, по закону естественнаго возрастанія въ односмысленномъ пребываніи.

Одно изъ самыхъ существенныхъ отличій правомрнаго устройства Россіи и Запада составляютъ коренныя понятія о прав поземельной собственности. Римскіе гражданскіе законы, можно сказать, суть вс не что иное, какъ развитіе безусловности этого права. Западно-Европейскія общественныя устройства также произошли изъ разновидныхъ сочетаній этихъ самобытныхъ правъ, въ основаніи своемъ неограниченныхъ и, только въ отношеніяхъ общественныхъ, принимающихъ нкоторыя взаимно-условныя ограниченія. Можно сказать: все зданіе Западной общественности стоитъ на развитіи этого личнаго права собственности, такъ, что и самая личность, въ юридической основ своей, есть только выраженіе этого права собственности.