А оно было тут. Прямо перед ней. На кровать запрыгнул кот. От него и исходил запах, поднимался волнами, словно жар от песка в пустыне.

— Карл! — воскликнула она, схватила толстого кота и понесла его вон из комнаты.

Она старалась не дышать, пока тащила его вниз по лестнице. Кот сопротивлялся, пытаясь вывернуться из рук до того, как его выставят за дверь. Это было их обычное состязание, которое Виолет снова выиграла, захлопнув дверь прямо перед носом несчастного животного.

Запах нельзя было изолировать, но сейчас он хотя бы ослаб. Настолько, что уже можно было дышать.

Собственно, кот ни в чем не виноват. Запах оказался одним из тех отголосков, которые ощущала только Виолет. Причем отголоски эти в любом виде доносились с обеих сторон, отпечатываясь не только на жертве, но и на виновнике смерти, точно клеймо.

Виолет узнала об этом еще в детстве. Именно тогда она заметила нечто общее между дохлыми мышами, растерзанными птичками и самим Карлом, который приносил их и оставлял на пороге. Всех связывал какой-то особенный запах, цвет, звук — ощущения, доступные только Виолет и не имевшие ничего общего с природой.

Карл, запятнанныйсовершаемыми убийствами, всегда носил на себе отпечатки этих ощущений. Каждый этот отпечаток был абсолютно идентичен отголоску, оставшемуся на теле жертвы. При этом двух одинаковых отголосков не существовало — это Виолет знала точно. Все они были разные. Неповторимые.

Виолет знала также, что животные, которые охотились — как Карл, — часто носили на себе множество разных отпечатков смерти, со временем они становились менее заметными, но полностью не исчезали никогда.

А Карл всю свою жизнь охотился. Хотя Виолет знала, что это часть его сущности, не могла не испытывать раздражения.

Которое на этот раз было просто невыносимым.

Она побродила немного по дому в поисках места, где этот запах чувствуется не так остро, но, похоже, такого места попросту не было. Значит, нужно просто выйти. И Виолет решила, что пора бы поехать к маленьким родственникам. Быстро собралась, прихватила рюкзак с учебниками, сказала маме, что перекусит чем-нибудь у дяди с тетей, и почти бегом направилась к своей машине, где ей было хорошо и спокойно.

Дядя Стивен — самый младший из четырех братьев отца, лет на десять его моложе и полная его противоположность, служил начальником полиции. Шутник в обычной жизни, на службе он становился строгим и серьезным, совсем как отец Виолет. Его жена, тетя Кэт, тридцати с небольшим лет, принадлежала к числу тех счастливиц, которые всегда выглядят очень молодо и чей возраст невозможно угадать.

— Как я выгляжу? — спросила она Виолет.

— А с чего это ты спрашиваешь ее? — возмутился дядя Стивен, когда Кэт обратилась к девушке.

Она посмотрела на мужа так, будто тот не понимает элементарных вещей.

— Потому что тебя это мало волнует. Будь твоя воля, ты бы сказал, что я отлично выгляжу и во фланелевой пижаме!

— Но ты и будешьотлично выглядеть во фланелевой пижаме, — улыбнулся Стивен.

Кэт бросила на Виолет извиняющийся взгляд: «Вот видишь, с кем мне приходится жить?»

— По-моему, ты выглядишь замечательно, — ответила Виолет. — Вот только цепочку сними, а то у тебя перебор.

Кэт кивнула, словно та же мысль пришла в голову и ей, сняла свою длинную цепочку и положила ее на стол.

— Теперь понимаешь? Вот почемуя спросила ее.

— О господи! Женщина, мы ведь просто идем в кино! — поддразнил ее муж.

— Нет-нет-нет! Не просто в кино, а в ресторани в кино. Не забывай, милый, у нас сегодня свидание. — Она шутливо ткнула его пальцем в грудь. — Кроме того, я так редко куда-нибудь хожу. И хочу хорошо выглядеть, когда это происходит.

Дядя Стивен обнял жену за талию:

— Ты действительно хорошо выглядишь. Уверена, что нам надо куда-то идти?

Кэт покачала головой и, не обращая на него внимания, дала Виолет последние инструкции — прибрать после ужина, уложить детей спать и в случае необходимости вызвать «скорую помощь».

Все это Виолет и так знала.

— Кэтрин Эмброуз, — позвал дядя Стивен, — пойдем. Виолет замечательно со всем справится.

За этим последовал вихрь торопливых поцелуев и призывов «вести себя хорошо», адресованных как детям, так и племяннице, и супруги Эмброуз наконец ушли. Когда дверь за ними закрылась, Виолет отправилась туда, где дети ужинали, чтобы убрать со стола.