В конце концов, Семиног сам предложил обращаться в случае необходимости. Он был в восторге, когда пьянка по случаю его дня рождения в сильно отредактированном виде была показана в новостях, как элемент светской жизни города.

— Классно показал, Черепок, уважительно! — высказался он. — Братва в отпаде! Если чо надо будет — подваливай без вопросов!

Вот он и подвалил. Уж кто-кто, а Семиног знает, как разрешить его проблемы!

В дверь осторожно постучали.

— Кто?

— Та не усирайся, Черепок, раз топорами дверь не вынесли, значит, свои! — раздался знакомый блатной баритон.

С чувством человека, осознающего, что допустил ошибку, Иван отодвинул задвижку. На пороге, засунув руки в карманы, покачивался с пятки на носок «король Шанхая» Слава Семиног. Круглое лицо с обвисшими щеками, круглые бесцветные глазки, нос картошкой, редкие светлые волосы, — вид у него был плебейский, и «крутой», с обязательными лейблами «прикид» не мог этого исправить. Слава был заметно пьян и широко улыбался. За спиной маячили фигуры то ли дружбанов, то ли телохранителей.

— Здоров, Черепок!

Дыша перегаром, Семиног обнял его, прижал, похлопал по спине, послюнявил щеку.

— Скоро у моего шефа праздник, как раз хотел тебя искать! Можно ему такое же кино сделать?

— Можно… — Черепахин пожал плечами. — Только у меня проблемы…

Семиног больно хлопнул его по плечу и гаркнул во всю глотку:

— Какие проблемы, братан? Ты же мой кент! Значит, никаких проблем у тебя нету!

Черепахин скривился и потер ушибленное место.

— Как нету… Ищут меня по всему городу…

— Та то фигня! — Семиног махнул рукой. — Щас выпьем, телок пощекотим, отдохнем, а завтра все твои проблемы порешаем…

Он вошел в «номер», привычно повесил куртку на гвоздь, оставшись в синей рубахе, черных джинсах и плечевой кобуре, из которой торчала пистолетная рукоятка.

— Чо зыришь? — довольно рассмеялся он, перехватив настороженный взгляд Ивана. — Хочешь, ствол подгоню? За штуку баков — «ТТ», любой бронежилет пробивает! Или пару гранат. Да что хочешь… Рынок, бля!

— А разрешение? — спросил Иван и понял, что сморозил глупость.

Семиног оскалился:

— Я все сам себе разрешаю. И ты разрешай, не бзди. Напишешь заяву: так, мол, и так, нашел пушку, хочу сдать… Хлопнут тебя, а ты им бумагу — вот, мол, шел в милицию…

Черепахин вздохнул.

— Не все так просто…

Семиног плеснул себе самогона, выпил, аппетитно закусил салом.

— Эт-точно… Смотря на кого нарвешься. Патрульные или участковый схавают, а опера или «беркутовцы» бумагу порвут да рожу начистят… Беспредельщики… Так чо там у тебя за вопросы?

Опуская второстепенные подробности, Черепахин рассказал о событиях последних дней. Семиног слушал внимательно и даже не прикасался к наполненному стакану.

— Так ты из-под конвоя сбежал, Черепок? — захохотал наконец он. — Значит, ты наш, блатной! Ну ладно, звякну сейчас одному человечку, пробью твой вопрос! Только давай выпьем вначале!

Они выпили. Точнее, выпил только бандит, а журналист помочил губы, изображая, что пьет.

Отрыгнув и достав телефон, Семиног татуированными пальцами принялся набирать номер.

— Здорово, Вован! Дело есть. У моего знакомца непонятки возникли. В прокуратуру вызвали, арестовали, дело шьют, а он не при делах совсем. Когда на выводку повели, он и сделал ноги… Да вроде того… Точно, журналист… Ага…

Семиног перестал улыбаться и бросил быстрый взгляд на Черепахина.

— А с чего его объявлять? Мы разве на мусоров работаем? Кто сказал? Да ты что?! Точно? Тогда другое дело. Ну, да… Здесь он у меня. Где, где… В Караганде! В бане у меня…

«Король Шанхая» нахмурился и, стараясь не встречаться взглядом с Черепахиным, допил остатки самогона. Молчание затягивалось.

— Попал ты в блудную, братан, — наконец проговорил Семиног. — Кому-то дорогу перешел по-серьезному…

Иван почувствовал, что дело приобретает плохой оборот.

— Да я вообще ничего не делал! — Для убедительности он прижал руки к груди. — Какая-то съемка, какая-то пленка…

Семиног махнул рукой.

— Это все херня. Главное то, что тебя наши ищут. Такую команду дал большой босс. Скоро он всю эту слободку скупит вместе с шахтой… С ним никто не может ссориться. Потому я тебя объявил.