Тяжелый удар по голове заставил померкнуть свет в моих глазах!

Открыв их, я увидел себя в роскошной комнате. Надо мной висел огромный балдахин из драгоценной ткани вак небесно голубого цвета, что само по себе было неслыханной роскошью. Огромные зеркала, серебристые подсвечники, в которых нервно переливалось пламя свечей из лучшего в мире воска, — все говорило об огромном богатстве хозяина этого дома. Большая белая собака на высоких ногах лахатинской породы, с добрыми, бесконечно печальными глазами подошла к кровати и уткнулась носом в мою ладонь. Она очень похожа на Тупса, собаку Рантцерга.

Букеты в больших напольных вазах из дорогого миделлийского стекла расставлены по углам комнаты.

Посередине ее на резном столике стоит статуя Мириники. Ясно, что официальной религией здесь и не пахнет.

Отворилась дверь, и раздались легкие шаги. Нечто волнующее проникло в комнату: надо мной склонилось личико с полудетскими чертами небесной красоты. Юная путешественница-гостья и племянница Рантцерга стояла у моей кровати, взволнованно вглядывается в мое лицо. Так значит, я у него в доме!

Кровь вскипела во мне. Как я сюда попал?! Я резко поднялся, и у меня закружилась голова.

— Тише, тише, — попросила девушка, — вам нельзя вставать.

— Как я попал в этот дом?

— Вас принесли люди моего дяди, шельво Рантцерга. Они нашли вас раненного, без сознания на улице.

— И? Я могу увидеть хозяина?

— Он скоро вернется.

— Я не могу здесь оставаться!

— Отчего же? — она была расстроена моей неприветливостью. — Вы были так дружны с дядей. Мы всегда были счастливы видеть вас.

Только ее трогательное лицо и зачарованный взгляд, которым она смотрела на меня, остановили первый порыв — встать и уйти.

Мы разговорились. Она сказала, что занимается ученьем, много читает и осваивает разные премудрости. Я спросил ее о детстве, где она жила и каково ее истинное положение в доме хозяина.

— Я его племянница, — она недоуменно вскинула брови, — детство мое не было безмятежным, меня воспитывали чужие люди, а родителей своих я не помню. Дядя разыскал меня, и отправил за мной Гротума.

Меня, честно говоря, удивило ее твердое заявление о том, что она племянница Рантцерга. В душе я всегда был уверен, что он удерживает ее с какой-то непонятной мне целью. Мне казалось маловероятным их родство. И с самого начала я подозревал набларийца во всевозможных грехах — иначе, откуда бы взялось все его богатство.

Но меня связали с ним своего рода деловые отношения, и я старался не обращать на это внимания: Рантцерг был мне полезен.

Снова послышались шаги — наша беседа с Амирей была прервана. Вошел Черный барон.

Острый взгляд, которым он провел по моему лицу, дал мне понять, что мы вступили на тонкую грань, которая разделяет дружескую размолвку от полного разрыва отношений.

Меня это удивило, потому что я считал, что только я имею право на подобные решения относительно нашего знакомства.

— Объясните мне, сэлл Рантцерг, благодаря чему я оказался в этом доме?

— Вам самому должны быть известны причины.

— Причины чего? — я сказал это довольно резким тоном.

Рантцерг ушел в сторону, что было так на него похоже! Вместо объяснений этого неподражаемого случая с моим появлением в своем доме при весьма странных обстоятельствах, он начал что-то вроде нападения на меня! Он осмелился меня упрекать!

— Скажите мне, благородный кэлл, отчего вы забыли дорогу в мой дом? Я сумел вас чем-то ненароком обидеть?

Если причиной тому чьи-то злые языки — скажите мне. Я всегда считал вас человеком прямым и искренним, так не надо теперь ходить вокруг и около. Я прошу вас объяснить мне причину вашего внезапного презрения к моему дому, безразличия к добрым знакомым. Я говорю: 'знакомым', ибо другом я бы никогда не осмелился вас назвать, опасаясь стать жертвой вашей надменности, по причине моего низкого звания. Я всего-навсего простой человек — сэлл. А вы теперь граф, коннетабль, правая рука великих мира сего. Не в этом ли дело? Так что же повергло вас вспять от моего гостеприимного дома? Спасенная вами девушка тоже желала бы знать.

Амирей, нежно перебиравшая струны лютни, притихла.

— Я оценил вашу прямоту, и тоже буду честен. Но сначала ответьте — почему я здесь.

— Разве Амирей не объяснила?

— Но у меня вызывает подозрение тот факт, что кому-то понадобилось бить меня по голове и оставлять валяться на улице.

А так удачно и главное вовремя появившиеся люди шельво Рантцерга спасают меня и приносят в этот дом.

— Вы не верите в это, — усмехнулся наблариец, — но причина проста — вас ограбили. Или вы не заметили пропажу некоторых вещей?